ударами молота. Жука застыл в замешательстве. Целый вихрь разрозненных и тревожных мыслей бушевал у него в голове. Он никак не мог сосредоточиться, чтобы написать хотя бы строчку на бумагах, которые надо было отправить немедленно.
Предатель! Подумать только, это его, Жуку Флоренсио, который так много сделал для своей родины, для соотечественников, посвятив им массу книг и статей, назвали предателем! Никому не дано права, даже самому доктору Сезару, утверждать этакое. Только за пределами архипелага, в метрополии, его самоотверженные усилия находили должную поддержку и понимание. А на родине его обвинили в предательстве! Он нервно расхаживал по кабинету. Что у доктора Сезара дурной нрав и что он всегда отличался язвительностью, известно всем, однако Жуке никогда и в голову не приходило, что Сезар посмеет говорить с ним в таком оскорбительном тоне.
Жука схватил шляпу, трость и вышел. По дороге из департамента домой он решил заглянуть к своему покровителю Майе, влиятельному человеку. Стоит Жуке только захотеть — вот именно, стоит ему только захотеть, — и карьере доктора Сезара придет конец. Жуке не составит труда упрятать Сезара за решетку. Иного такой негодяй и не заслуживает. Может быть, Сезар и догадывается, какой властью и влиянием обладает Жука Флоренсио. Один росчерк пера — и доктор Сезар конченый человек, он бесследно исчезнет с лица земли, как в воду канет. Ладно, бог с ним, Жука не станет ему вредить. Он докажет, что не такой уж он мстительный, каким его, вероятно, считают. Однако Жуке Флоренсио необходимо было излить кому-нибудь душу. Кому же? Он принялся перебирать в уме своих знакомых. Только один человек способен его понять и поддержать в такую недобрую для него минуту. Только один. Кто же? Разумеется, нья Венансия.
20
Она сидела совсем близко от него, на расстоянии вытянутой руки. Если бы собраться с духом, если только осмелиться, он бы теперь узнал, любит ли его Беатрис.
— Который час? — спросила она, чтобы прервать молчание.
В открытые окна врывался прохладный ветерок, несущий с собой запах морского прибоя. Тишину в доме нарушал только голос Венансии, отдававшей какие-то распоряжения кухарке Жоане и Вии Диниш. От Беатрис исходил нежный, волнующий аромат. Грудь ее мягко вздымалась и опускалась. Карминно-красное платье с большим вырезом подчеркивало золотистый оттенок смуглой кожи, словно впитавшей тепло солнца и свежесть бриза. Платье было очень коротким, и закинутые одна на другую ноги казались особенно соблазнительными. При одном взгляде на них у прапорщика невольно возникали греховные мысли.
Они с Беатрис никогда до этого не оставались наедине. Можно ли упустить такой случай? Если он не проявит инициативы, Беатрис встанет и уйдет, и тогда прости-прощай мечты. Прапорщик чувствовал, как у него дрожат руки. Голова горела огнем. Он и думать забыл, что Беатрис замужем, что он сам женат. Он был томим одним желанием — обнять эту женщину.
Нья Венансия, заглянув в гостиную, попросила извинения за то, что ей придется отлучиться еще на минутку. Прапорщик машинально кивнул. Он не отрываясь смотрел на Беатрис, и невольно у него сорвалось с языка:
— Вы потрясающая женщина!
Она даже не шелохнулась, будто не слышала, хотя на самом деле ее охватило замешательство.
— Который час? — слегка улыбнувшись, спросила она тихо.
Вьегас протянул к ней руку, показывая циферблат своих часов, и при этом его пальцы легко коснулись ее бедра. Взволнованный этим неожиданным прикосновением, прапорщик ощутил прилив смелости.
— Вы потрясающая женщина! — повторил он снова. И, готовый на любое безрассудство, наклонился к ней.
— Будьте осторожны, — прошептала она с видом заговорщицы.
Он взял ее ладони в свои и почувствовал, как она вздрогнула. Вьегас встал и, больше не в силах сдерживать себя, притянул Беатрис к себе, впился в ее губы.
Немного погодя появилась улыбающаяся дона Венансия, а за ней Биа Диниш с чайным подносом. В гостиной было по-прежнему спокойно и уютно.
Никто и не подозревал, что именно Жука Флоренсио стал невольным свидетелем сцены, происшедшей там за пять минут до чаепития. Не встретив никого в передней, он направился прямо в гостиную и, приоткрыв дверь, увидел Беатрис в объятиях Вьегаса.
21
Жуке никогда не нравилось, что прапорщик Вьегас бывает у Венансии. Разумеется, ничего предосудительного в этих визитах не было. Зеленомысцы — народ общительный, они любят принимать гостей, всегда встречают их радушно. Жуку раздражало не то, что Вьегас ходит в гости к Венансии, а то, что уж очень зачастил с визитами. Чем объяснить эти почти ежедневные визиты: потребностью в общении, естественно возникающей у человека, находящегося вдали от семьи и друзей? Или в них крылся другой, тайный смысл? Приятная собеседница, женщина веселая и остроумная, Венансия, несмотря на свои сорок шесть лет, выглядела еще молодой и довольно привлекательной. Не увлекся ли прапорщик Венансией? Офицер экспедиционного корпуса, Вьегас приехал на Сан-Висенти без жены и на острове не был связан никакими обязательствами. Разве не случалось подобное с другими военными, с легкостью заводившими связи с местными женщинами? Жука бы нисколько не удивился, узнав, что прапорщик Вьегас ухаживает за Венансией. Более того, эта мысль уже не раз приходила Жуке в голову и даже вызывала у него ревность. Часто бывало: прапорщик выходит вечером из казармы и направляется в сторону пляжа Матиоте, а Жука следует за ним на расстоянии, чтобы выяснить, куда тот держит путь.
И вот оказывается, его тревоги напрасны. Офицер охотится за Беатрис, а не за ее теткой. Каков мерзавец! Жука полной грудью вдыхал свежий вечерний воздух, и на душе у него становилось легче. Приятно было думать, что Венансия здесь ни при чем. Ему осточертел неустроенный холостяцкий быт. Человеку необходимы семейный уют, сочувствие, понимание. Пятьдесят шесть лет — это не шуточки. Силы убывают, предательски незаметно подкрадывается усталость. Старость ведь не за горами. И ему сделалось грустно, когда он представил себе картину одинокой, неприкаянной старости. И вот недавно Жука пришел к мысли, что пустоту в его жизни могла бы заполнить Венансия, и никто другой.
А что до Беатрис, то чего не случается с молодыми красивыми женщинами… Знает ли Венансия о ее романе с прапорщиком? Потворствует ли она им? Вряд ли. А как пылко прапорщик ее целовал! Бедный Фонсека Морайс! Теперь он далеко в море, не знает ни сна, ни отдыха, а его жена в это время наслаждается сладостью недозволенной любви.
Угрюмый и одинокий, шагает Жука по пустынным переулкам, сам толком не зная, куда идет. Воспоминание о недавно увиденной сцене щекочет ему нервы, ведь,
