«промышленные» собаки высоко ценились среди тундрового населения и пользовались гораздо большим вниманием со стороны хозяина, чем остальные. Правда, срок службы песцовой собаки всего два — четыре года.
Применялся также метод отлова песца путем разрушения нор (капищ). Рано осенью, когда песец еще окончательно не покинул капище, охотник, заранее зная, что тут должен быть песцовый выводок, приезжал на капище. Песцы, почуяв охотника, скрывались в норах. Выходы из них закладывали дерном, оставляли один-два. Наклоняясь низко к норе, охотник издавал звук «ух-ух», песец «отвечал» на это негромким лаем. Охотник раскапывал нору и при помощи длинного багра («макуна») вытаскивал песца из норы. Это называлось «рубить капища». У отловленных из капищ песцов, как правило, был недозревший мех. Поэтому после отлова их держали в клетках. Из-за небрежности отлова, плохого кормления во время держания в неволе, отсутствия специально подготовленных клеток (типа звероводческих шедов) большого эффекта не было, и такая пушнина зачастую шла низким сортом. Разрушение ясе песцовых пор являлось злостным видом браконьерства, поэтому от такого метода лова песцов пришлось отказаться.
Песцовый промысел был известен русскому населению северных областей задолго до выхода в Сибирь, П. Н. Павлов считает, что песца издавна промышляли на Европейском Севере [Павлов, 1972, с. 81].
«Судя по терминам охотничьего промысла, некоторым обычаям и религиозным представлениям, русские на Индигирке, освоив новые места для жительства, сами самостоятельно стали заниматься пушным промыслом. Есть данные, что народности Севера — юкагиры, эвены и северные якуты — научились промышлять пастями песцов от русских. На это отчасти указывает употребляемое у якутов и эвенов слово «паас» — от русского «пасть» [Алексеев, 1948, с. 65].
О давнем промысле песца свидетельствуют и единые для всего Севера русские термины, обозначающие возраст зверька: норник, крестовник, чаяшник, недопесок и т. п. «Название — песец, то есть маленький пес, данное ему русскими, вполне к нему подходит; его острая мордочка напоминает полярного пса, а гавкает он точно так я?е, как щенок» [Иохельсон, 1898, с. 69].
Пушной промысел составлял главный источник существования охотников, так как, только продав шкурку песца, можно было купить какие-либо товары. Однако даже при удачном промысле охотник едва мог обеспечить себе жалкое существование. По сведениям И. А. Худякова, в 1867–1884 годы шкурка песца стоила 80–90 копеек. Надо отметить, что мех несортового песца широко использовался в быту: из него шили одеяла, шапки, шубы, рукавицы.
«Костер» дров, заготовленных на зиму.
(Фото В, В. Дмитриева.)
Весной, после окончания охотничьего сезона (после запуска пастей), охотники выезжали на собаках в море и переключались на добычу нерпы. Для этого надо было иметь «нерпичью собаку» — индигирскую лайку, обладающую высокими промысловыми качествами, специально натасканную на розыск нерпичьих лежбищ и лунок во льдах, у которых дышат нерпы. Собака, почуяв запах нерпы, разыскивает лунку и лаем дает знать хозяину.
Лунка, через которую выходит нерпа, обычно скрыта под толстым слоем снега. Снег раскапывают и лунку расширяют. Для добычи нерпы применялась сеть из толстого шпагата с ячеей в 30 см. Сеть крепится к раме, получается подобие мешка. Рама готовится из палок толщиной 3–4 см. Размер рамы 132 × 132 см. Сеть-мешок устанавливается подо льдом напротив лунки. Нерпа подплывает к лунке и выходит на лед, чтобы подышать воздухом. Затем она вертикально погружается в воду и попадает в сеть. Мясо и сало нерпы использовались на корм собакам, а шкура — на изготовление непромокаемой одежды и обуви.
Промышляли оленей во время их переправы через Индигирку. Спасаясь от жары и гнуса, стада диких оленей из лесотундры в июне уходили к Ледовитому океану, в конце августа возвращались обратно. Зная места их переправ через Индигирку, охотники устанавливали круглосуточное дежурство. Охота велась коллективно, ружьями не пользовались. Окружали оленей на ветках и кололи копьями. Каждый охотник имел, как правило, два копья. Одно длиной 3–4 м, другое — короткое — 1 м. Среди оленей попадались так называемые дракуны, которые при виде подъезжающего охотника ложились на бок и задними копытами били по ветке. В этих случаях применялось короткое копье: не доезжая до оленя нескольких метров, охотник кидал его в бок оленю. В такой охоте требовалось большое искусство и хладнокровие: находясь в неустойчивой ветке, необходимо было поразить оленя с одного удара. Следует напомнить, что никто из охотников не умел плавать, и иногда охота заканчивалась трагически.
Если оленей было больше десяти голов, считалось недопустимым перебить все стадо (табун), не оставив ни одного оленя, иначе «осердится Сендуха» и не будет удачи. Так что совершенно неправильно утверждение Н. М. Алексеева о том. что якобы у русскоустьинцев не было традиции охранять зверей. Иногда применялся и такой способ: часть охотников оставалась дежурить на реке, остальные два-три человека брали собак и старались загнать оленей в реку — это означало «ходить в Сендуху загоном».
Распределение добычи начинали с выделения одной туши хозяйству, не имеющему трудоспособных мужчин. Остальную часть делили поровну между охотниками.
В марте-апреле охотились на оленей на собаках. Запрягали в нарту 8 —10 собак, садились в нее по двое и ехали в тундру «оленей гонять». Завидя в тундре пасущихся оленей, старались незаметно к ним подъехать с противоветренной стороны, иначе «дух упадет на оленей» и они убегут. Подобравшись незаметно к оленям на 1–1,5 километра, направляли упряжку на оленей и начиналась погоня, которая продолжалась 30–40 минут, после чего олени «давали круг», то есть разворачивались на 180 градусов, и пробегали мимо охотников на расстоянии 100–200 метров. В этот момент один охотник останавливал упряжку, а второй стрелял. Все зависело от меткости охотника, а также от своевременной и прочной остановки упряжки. Хорошие стрелки в «одном кругу» убивали по пять-шесть оленей.
Летом тоже охотились на оленей с ружьями. Завидев в тундре оленей, подбирались к ним ползком и стреляли. Если не было ружей, пользовались луком.
Охотник, убивший оленей или гусей, половину всегда отдавал встретившемуся в тундре товарищу. Это называлось «давать нимат».
Была у русскоустьинцев попытка заняться оленеводством. В 1938 году
