лужайке, честное слово! Ну и хрен с вами!..»
Пашка тяжело дышал – выложился по полной. Мимо него в открытый форганг на манеж выбежали три роскошных серых в яблоках жеребца. Тонконогие, пугливые, с подвижной нервной системой. Пашка залюбовался. «Ах, какие красавцы! Нам бы таких штук пять-шесть!..» Хозяин цирка Халил Огаб прикупил своему то ли внуку, то ли близкому родственнику Джафару этих настоящих арабских скакунов. Он пытался научить его дрессуре лошадей, хотя сам толком не владел этим искусством. «А чё там? Медведей выдрессировал, львов! Сын теперь с ними работает. На манеж выходят, деньга́ капает! С лошадьми не справимся, что ли?..» – видимо так рассуждал старший Огаб.
Пашка видел все ошибки в дрессуре, полную некомпетентность, но молчал, терпел – в Тулу со своим самоваром…
Сегодня что-то пошло на манеже не так. Щёлканье шамбарьера, окрики, ржание, гул в зале… Пашка уже практически вышел под палящее небо из пространства кулис, как вдруг увидел, что занавес форганга зашевелился, заметался, и в его середину задом прорвалось лошадиное тело, отбивающееся от дрессировщика спереди. Пашка всё понял – конь ушёл с манежа и сейчас его единственная мысль – как можно быстрее оказаться на конюшне. Он там искал спасения. Остальные лошади пойдут за ним, не остановишь! «Ну, это мы проходили!..» Пашка развернулся и, расставив руки, спокойно направился к животному. Болгары, которые ассистировали в этом номере и должны были принимать лошадей за кулисами, позорно бежали с поля боя, стояли в стороне и поглядывали, что будет. Попасть под удары копыт или под крепкие лошадиные зубы у них не было ни малейшего желания. Раз русский вызвался в герои, то пусть им и будет прижизненно или посмертно. А их хата, как говорится, с краю, и к тому же в Болгарии…
– О-хо! Ай, бра-аво! Бра-а! О-хо-о!.. – Пашка спокойно взял за болтающиеся арниры метущегося коня. Тот попытался от страха подняться на дыбы. Пашка, не глядя испуганному животному в глаза, решительно и твёрдо придержал его от этой попытки. Прошёлся рукой по взмокшей шее лошади, похлопал, успокаивая голосом:
– Браво, хороший мой, браво! О-хо-о!..
Чувствую опытную руку, конь замер. Пашка выждал несколько секунд, развернул его, медленно вывел на манеж, где Джафар стоял взмокший и растерянный. Он работал с лошадьми всего-то со дня премьеры. Редкий день проходил без приключений. Каждый день Огаб-старший стоял около гостевой ложи в зрительном зале и со свирепым выражением лица смотрел его выступление, что Джафару куража явно не прибавляло. Халил периодически прикусывал нижнюю губу и что-то шептал. Если отсечь всю лирику, без всякого перевода по ним можно было прочитать: «Бездарь!..»
Пашка вернул коня, послал его в центр манежа, сам встал в форганге как героический постамент всем жонглёрам мира и самому себе. Он перекрыл «несанкционированный» уход животных за кулисы. Зрители всё поняли. Раздались аплодисменты…
Номер «классическая свобода» с грехом пополам закончил сегодня свою работу…
«Всего три лошади! Что бы вы делали с шестёркой, как у нас, или с восьмёрками, как у людей? Я уже не говорю о гигантских конюшнях настоящих мастеров конного жанра! Ох, уж эти самоучки-дилетанты!..»
Пашка в сердцах покачал головой и пошёл к себе в вагончик.
После представления к нему постучались. В дверях стоял гигант Халил Огаб.
«Та-ак! Началось… Ща-с тебе, Паша, шею намылят! Вечно лезешь не в свои дела! Зачем тебе это было нужно? Отработал и свалил! Тут свой мир, свои правила. Цирк до последнего болтика – частный! Частнее не бывает! Там, в конце концов, болгары деньги получают за ассистирование. Нет, надо было влезть!..»
Пашка напрягся. Стал подыскивать в памяти нужные слова. Приготовился к разборкам и грозному дипломатическому меморандуму хозяина цирка типа: «Восточная семья, чужеземец, для тебя – потёмки! Не фиг сюда вламываться!..»
Халил поманил Пашку из вагончика. Протянул руки, которые скорее напоминали две плохо обтёсанные коричневые шпалы. Торопливо, взахлёб стал благодарить Пашку, сердечно приобнимая и похлопывая того по плечам. Делал он это осторожно, стараясь нанести минимальный ущерб костному строению жонглёра. Выглядело комично – объятия слона с Моськой… Пашка разулыбался, расслабился и в одно из таких прикосновений к его плечу мощной клешни Огаба едва не присел на пятую точку…
Вечером они попивали душистый шафрановый чай, расположившись на раскладных креслах под парусиновым навесом трейлера семейства Огаб, и делово общались. Оказывается, со своим самоваром сюда было можно. Особенно если учесть, что самовары здесь появились более двухсот лет назад благодаря именно русским…
Халил узнал, откуда у Пашки такое знание конного жанра и тут же с подчёркнутым уважением попросил позаниматься с номером Джафара. Пашка согласился, но категорически отказался ото всех материальных вознаграждений за сей «титанический» труд. Огабы переглядывались, недоумевая по поводу такого аттракциона неслыханной щедрости. Внутри они явно ликовали…
Теперь утром перед представлением и вечером после работы Пашка Жарких обучал своего ближневосточного подопечного премудростям конного жанра, почерпнутым им у своего наставника, друга и учителя Никиты Захаровича Стрельцова – да продлятся его годы!..
Пашка стал подниматься с иранскими петухами и за несколько дней вошёл в привычный для него график. Работа закипела.
Пашка для начала укоротил у конских сбруй арниры, которые, вместо того чтобы дисциплинировать лошадь, болтались как попало. Шеи у лошадей сразу выгнулись красивой дугой. Они перестали мотать головами, пытаясь сбросить уздечки. Шаг их стал ровный и осознанный. Также он доступно объяснил Джафару, где должен находиться конец шамбарьера, если лошадь нужно притормозить, и где, если необходимо подогнать. Никаких отсебятин! Животное должно точно знать, что ты от него хочешь. Иначе – паника. Лошадь – трепетное существо со сложной психикой. Если неправильно что-то сделаешь, потом замучаешься переучивать. Джафар уже на второй репетиции обрёл уверенность в работе с шамбарьером, стал пользоваться им всё реже и реже. Пашка показал, как работать боком и спиной, заставляя животных идти на повороты. И ещё кое-какие секреты мастерства.
Он ежедневно приходил на репетиции с небольшим подносом, на котором лежала горка колотого сахара и эмалью поблескивал заварной чайничек. В руках у репетитора вишнёвыми переливами играл резной хрустальный стаканчик с золотой окантовкой, по форме напоминающий красивую женскую фигуру. Эти «приталенные» стаканчики назывались в Иране камарбарики, в Азербайджане – богмалы, а в Турции – армуды или совсем забавно – бардаки. За счёт своей уникальной формы чай в них внизу долго оставался горячим, тёплым в середине, а вверху остывал постепенно. Пашка восседал этаким титулованным пашой. Под лёгкий гул ветродуев попивал чаёк с корицей, похрустывал набатом – разновидностью сахара в виде кристалликов, которые бывают
