они и спрашивать не очень-то будут. Возьмут и всё. Предлагаю их отравить!!!
Оля сказала и испугалась. Миша испугался еще больше. Они еще немного побоялись каждый сам по себе, а потом занялись приготовлением террористической отравы.
Гоша грустно улыбнулся красавице Маше.
— Ничего, что я пришла? — с вызовом спросила красавица и упала в кресло.
— Ничего, — глубоко вздохнул Гоша.
— Ну, давай, рассказывай мне что-нибудь обо мне. — Маша была зла.
— Хорошо. — Гоша поправил очки: — Ты — красивая, несравненная, самая лучшая. Пустышка.
— В каком смысле? — сначала не поняла Маша, а потом недобро выпрямилась. Глаза ее гневно засверкали. Ноздри зашевелились...
— Не сердись, — печально вздохнул очкарик Гоша, — тебя все равно все любят. И я тоже. Просто мне грустно.
— Отчего же тебе грустно?! — иронично прошипела Маша. — Оттого, что ты тощий и очкастый? Оттого, что ты никому не нужен, кроме твоей бабушки? Тогда я тебя понимаю.
— Зря ты так. — Гоша мужественно сдержал слезы и посмотрел на Машу сквозь запотевшие очки. — Зря ты так обращаешься с теми, кто тебя любит. Если бы ты не была такой красивой — возможно, все было бы по-другому. Тебе сейчас кажется, что все так просто. Но, знаешь, ты когда-нибудь окажешься одна. Рядом не будет ни Огурцова, ни Шуры, ни меня. Мы все — люди. И у нас есть сердце. В отличие от тебя. Даже здесь, — Гоша постучал себя по груди, — оно есть. Маленькое такое, тощее. И бьется только для тебя. И я сейчас об этом жалею.
Гоша отвернулся и закрыл глаза. Маша встала с кресла и в задумчивости пошла по салону автобуса.
Тут из темноты вынырнула взволнованная Быкова и, оглядываясь, затеребила Гошу:
— Только тихо! Не поворачивайся и не спрашивай ни о чем! Мне таблетки какие-нибудь нужны! Специально для этих, террористов. Цианистый калий, например, или еще что-нибудь.
Гоша нырнул в сумку, заботливо подготовленную бабушкой для дальнего пути. Чего только нету! Ужас какой-то! Даже грелка! Даже справочник «Экстремальные ситуации»!
— Калия нет. — Гоша повертел в руках маленький флакончик и улыбнулся. — Зато есть слабительное.
— Годится! — И «отравительница» Быкова исчезла в темноте салона.
— Ладно, не обижайся, — вернулась с прогулки по автобусу Маша, — ты тоже был не очень вежливым! — Она протянула руку и улыбнулась: — Мир?
— Мир! — согласился Гоша. Но было видно, что ему не очень радостно.
Клюшкин задумчиво любовался темными просторами. Его воображение рисовало мрачную холодную чащу леса. Заснеженные деревья. Замерзающих в глубоком снегу зайчиков, лисичек, кабанчиков, а также прочую мелкую живность.
— Второй-Второй, я — Первый! — откуда-то из-под его ног вынырнул вооруженный Булкин. — Принес колбасу!
— А патроны? — Клюшкин отвлекся от немого созерцания.
— Патронов пока нет. Не было возможности! Клюшкин изъял экспроприированную колбасу и изрек, чавкая:
— Боец! Автомат без патронов все равно, что...
Толян задумался над определением. В голове вертелись смутные обрывки фраз типа: «птица без крыльев», «летчик без самолета», «песня без баяна». Все это было не то. Все это было чуждым и малоубедительным. Клюшкин вздохнул и просто, без претензий на что-то мудрое стал ковыряться ногтем в колбасе.
Улыбчивая, как матрешка, Оля встала посреди салона и крикнула:
— Ужин готов! Прошу девочек помочь разнести еду!
— Пусть тебе Моська помогает! — крикнула Маша.
Миша, уже загруженный бутербродами, смутился и спрятался за Олину спину. «Хозяйка автобуса» посмотрела на него, на Машу и сказала тихо, но твердо:
— Миша — молодец! Если бы не он — вы все ждали бы свой ужин еще полчаса с лишним. Тем более, как я вижу, он — единственный, кто может помочь, если об этом просят.
— Почему? Я могу помочь! — вскочил Гоша Габаритзе.
— А я просто очень хочу помочь! — поднял руку Шура и улыбнулся Люсе.
— Лично я не буду есть то, что Моська приготовил! — Маша строго посмотрела на слишком активного Гошу. — Вдруг он туда отраву насыпал?
Оля, Миша и Гоша испуганно переглянулись, потом посмотрели на террористов. Те вели телефонные переговоры и не очень-то интересовались детскими разборками.
— Для тебя мы приготовили особенный ужин, малокалорийный! — Оля совершенно спокойно положила на Машины коленки большой вегетарианский бутерброд. — Он не отравлен, честное слово.
— Кстати, — поинтересовался шепотом Гоша у Оли. — А что здесь со слабительным?
Красавцы бутерброды, как солдаты на параде, выглядели совершенно на одно лицо.
— Ну вот же! — Оля ткнула пальцем в крайнего «солдата», который был, вероятно, чуть-чуть крупнее. Хотя даже своим вооруженным, «очкастым» глазом Гоша не видел разницы.
— А почему один?
— Ну, как же! Водителя трогать опасно — он автобусом управляет. А этого, — Оля указала на грустного Косого, — Булкин уже замучил. Остается Бешеный.
Гоша посмотрел на желтоглазого Бешеного.
— Сколько таблеток ты туда всунула?
— Все! — Оля невинно улыбнулась. — Чтобы уже наверняка...
Миша разносил чай с лимоном, а для желающих — сок и колу.
— Ой, какая неприятность! — Огурцов нагло улыбнулся и вылил чай под ноги Мише. — Придется вытирать, а потом еще порцию заваривать! Не повезло тебе, Моська!
Миша скрипнул в глубине души зубами и пошел искать тряпку.
— Дамы! Овощи! Фрукты! — Шура весело обходил кресла.
— Ты уже хорошо себя чувствуешь? — улыбнулась ему Маша и укусила яблоко. — Искусственное дыхание помогло?
Шура отвесил мушкетерский поклон:
— Благодарю за трогательную заботу о моем здоровье! Мне хорошо. Того же и вам желаю.
Потом пришлось повозиться с плаксой Катей Подполковниковой. Она не ела фрукты неочищенные и ненарезанные. Шура чистил яблоки, нарезал мандарины и вел себя крайне заботливо.
Проходя мимо кресла рыжей Люси, задержался, достал из кармана самое большое и красное яблоко, протер его о джинсы и протянул рыжей:
— Специально для тебя! Береги как зеницу ока!
— Бутерброды! Бутерброды! — Оля медленно, но верно приближалась к лобовому стеклу. Коленки у нее тряслись от страха, но... Отступать некуда! Позади Миша возится с тряпкой.
Мимо вихрем промчался Булкин, схватил первые попавшиеся бутерброды и через секунду уже сидел возле Косого.
— Кушайте! — он сунул произведение Олиного искусства прямо в террористические зубы. — Кушайте! Вам надо поправляться!
Косой решил не добивать себя спорами и покорно
