и ответил по-русски, явно адресуясь к полицейским:
— Нас пригласили на большие должности и ведут в падишахские чертоги, мы теперь всегда будем ходить в сопровождении лакеев.
Окружающие рассмеялись.
— Мы очень довольны, радости нашей нет границ, — добавил Халимджан.
Полицейский, сжимавший в кулаке револьвер, ударил его в ухо:
— Хайван[37], шагай!
Халимджан остановился, лицо его потемнело, он повел плечами — и вдруг, взметнув кверху скованные руки, опустил их на голову полицейского. Звякнули наручники, полицейский отлетел к стене.
— Гад! — выругался Халимджан. — Кто еще?
Но на него накинулись всей сворой, повалили в дорожную пыль, стали пинать ногами… Что было потом, Гиясэддин не знал, потому что выбежала мать и утащила его домой. Несмотря на утешения матери, он плакал до тех пор, пока не вернулся отец.
— Что, что случилось? — спросил отец с порога. — Почему ты плачешь?
— Где дядя Халимджан? — не унимался Гиясэддин.
Мирзо Латиф привлек сына к себе, вытер на его лице слезы, сказал:
— Не плачь, сынок, Халимджан-амак вернется и сам станет хозяином завода.
— Они его били, они его могут убить…
— Нет, у них не хватит сил, — сказал Мирзо Латиф. — Халимджан-амак богатырь и у него сильные товарищи… Их много, полиции с ними не справиться!
Слова отца успокоили Гиясэддина, но Халимджан-амак и его товарищи так и не вернулись. А через некоторое время хозяин вызвал к себе и Мирзо Латифа.
— Полиция сообщила нам, что вы связаны с большевиками и джадидами, — сказал хозяин. — Это верно?.. Так-то вы платите за мою хлеб-соль?.. — Он с шумом отодвинул кресло, встал из-за стола. — Завтра чтоб я не видел вас на заводе! Завтра же! Если не исчезнете, считайте себя арестованным! Сгною!!! — завопил он, потрясая кулаками.
Мирзо Латиф молча повернулся и вышел.
К вечеру семья покинула Каган.
Так Мирзо Латиф вновь попал в Бухару и поселился в небольшом домишке в квартале Бозори Алаф.
Все эти события произвели на юного Гиясэддина тяжелое впечатление. Отец с сыном несколько дней просидели дома, переживая каждый по-своему случившееся.
Но долго оставаться без дела Мирзо Латиф не мог. Чтобы прокормить семью, необходимо было зарабатывать хотя бы три-четыре теньги[38] в день.
Ранним душным утром он вышел к одному из торговых куполов, которые стоят и по сей день на перекрестках главных улиц Бухары, — к куполу Токи-Тельпак-Фурушон. Здесь обычно сидело немало книготорговцев, знавших Мирзо Латифа.
— Салом, Мирзо! — сказал один из них, тот, чья лавка была ближе к входу под купол. — Заходите, заходите, пожалуйста, давно мы вас не видели.
Мирзо Латиф поблагодарил, присел на краешек небольшой суфы у входа в лавку.
— Как ваше здоровье, дела, семья? Дети? Все благополучно, все здоровы?
— Благодарю, спасибо, как ваши? — ответил Мирзо Латиф.
— Слава богу, большое спасибо, ходим, на хлеб детям находим. Однако торговля идет слабо, людям не нужны книги. Хорошо, если еще купят Коран или «Хафтияк»[39], а других… сладкоустого Мирзо Бедиля, например, Ходжи Хафиза, Шамси Табрези даже и не спрашивают… Разлюбили люди поэзию, не до стихов стало теперь людям.
— Я вышел искать работу, — сказал вдруг Мирзо Латиф. — Хочу заняться переписыванием книг…
— Переписыванием? Никто вам не найдет подобной работы, люди живут в большом страхе… Неужели вы не видите, как читающих книги хватают — хватают без разбора и, называя джадидами, тащат в зиндан?! Светская книга стала знаком крамолы. Плохое время вы выбрали, Мирзо, очень плохое… А так, почерк у вас, как жемчуг, мы же знаем!
В эту минуту к ним подошел купец-афганец. В руках он держал старую книгу.
— Ассалому алейкум! — поздоровался купец. — Мы нашли этот диван Ходжи Хафиза, очень хороший, только в некоторых местах очень потрепанный. Взялись бы вы нам его восстановить, а?
— Очень хорошо, очень! — проговорил книготорговец, забирая у афганца сборник стихов Хафиза. — Пожалуйста, садитесь! Этот диван действительно редкая вещь! Вах-вах-вах, вы только посмотрите на эти заставки, полюбуйтесь этим чудесным письмом! Однако …да, потрепан он изрядно. Господин, а не оставить ли его вам как есть и купить у меня другой диван Ходжи Хафиза? Диван, который…
— Нет, бобо![40] Нам не нужен другой, нам нужен свой. Восстановите этот диван за небольшую цену, и мы будем вечно благословлять память вашего отца.
— Нет, брат, это дело нелегкое и дорогое, одними благодарственными молитвами тут не отделаешься, — усмехнулся продавец книг. — Доход не живет без хлопот!
— Э, бобо, брось канителить, — сказал нетерпеливо афганец. — Сколько ты хочешь за работу?
— Работа требует труда, брат, большого труда… А ну-ка, назовите свою цену?
— Тебе работать, ты и называй!
— Эта работа мне не по силам, ее выполнит он, — кивнул продавец книг на Мирзо Латифа.
Мирзо Латиф взял книгу, с интересом разглядывая безукоризненную каллиграфию букв.
— Чудесно! — не сдержал он восхищения. — Я с радостью возьмусь за работу, и, бог свидетель, книга будет, как новая.
— Сколько возьмешь?
— Право, не знаю, — развел руками Мирзо Латиф.
— А нам откуда знать?
— Ладно, — вмешался книготорговец, — товар лицом продают. Пусть ака Мирзо выполнит работу, а потом оценим ее сообща. Согласны?
— Мы согласны! — сказал афганец.
Мирзо Латиф взялся восстановить книгу за неделю. Домой он возвращался легкой походкой человека, у которого отлично идут дела. Сына Мирзо Латиф увидел на улице в окружении мальчишек квартала. Он замедлил шаг…
— …Такой большой, а ни разу не читал Коран, — петушился один из мальчишек. — А я вот уже кончил один раз, и снова прочел до половины…
— А я два раза!
— Ты читал, пропуская! Пропуская, читал!
— Ну и что ж, зато я два раза прочел, а Гиясэддин ни разу.
— Я прочел «Хафтияк», я знаю азбуку, — оборонялся Гиясэддин. — А завтра вечером я тоже прочту Коран.
Увидев отца, он подбежал к нему.
— Папочка, отведите меня в школу, я хочу учиться!..
— Конечно, сынок, конечно! Ты будешь учиться, я буду работать — все у нас пойдет хорошо.
На другой день Гиясэддин пошел в школу, а Мирзо Латиф вооружился тростниковым пером — каламом, бумагой, положил перед собой книгу и занялся работой. Трудолюбия и упорства ему занимать не приходилось: не прошло и недели, как диван Хафиза был вручен купцу-афганцу таким, будто его переписали заново. На вырученные деньги Мирзо Латиф купил кое-что из домашней утвари и необходимые продукты. Все как будто наладилось, — но недаром ведь говорят, что беда никогда не приходит одна.
Как-то во время игры с мальчишками своего квартала, Гиясэддин произнес несколько русских слов. Ребята удивленно уставились на него.
— Я разговариваю совсем как русский, — похвалился Гиясэддин. — Я в Кагане одевал русскую одежду и играл с русскими мальчиками.
— Может
