изменниками, и знали это. Об участи своих друзей они тоже знали, и не желали себе подобной участи. Григорий же хотел просить за них из христианского милосердия, и из-за немалых сумм, что были обещаны его епархии для украшения церквей. Он уже просил короля за этих людей не раз, отправляя гонцов с письмами, но неизменно получал отказ. В отличие от Брунгильды, которая, подобно Цезарю, предпочитала щадить своих врагов, Гунтрамн был похож на Октавиана Августа, и своих врагов любил видеть мертвыми. Ему всегда импонировало то, что Август, в отличие от своего божественного дяди, правил долго и счастливо, и умер своей смертью.
- Чего тебе, святой отец? – спросил Гунтрамн, который удивленно посмотрел на епископа, который смиренно ждал его у дверей в покои.
- Я опять с просьбой, государь, - склонил голову Григорий.
- Говори, - милостиво сказал Гунтрамн. Он сегодня был в превосходном расположении духа.
- Я вновь нижайше прошу вас помиловать несчастных Гарахара и Бладаста, мой король.
- И речи быть не может, - отрезал Гунтрамн. – Я знаю, что ты их в своей церкви укрываешь. У тебя там вечно какие-то негодяи прячутся.
- Защита святого доступна всем, мой государь, - посмотрел на него ясными глазами епископ. – Я не могу нарушить священный обычай. В базилике они неприкосновенны. И я послан с этой просьбой своим господином. Что я скажу ему, если вы мне откажете?
- Это о каком таком господине ты говоришь? – изумился король.
- Я говорю о святом Мартине, мой король, - усмехнулся Григорий. Он уже понял, что его нехитрая манипуляция удалась. Суеверный король был поражен до глубины души.
- Ладно, веди этих проходимцев, - поморщился Гунтрамн. – Твой господин не станет возражать, если они получат у меня по первое число?
- Что вы, государь! – горячо воскликнул Григорий. – Вразумление грешников – дело богоугодное. Я мигом!
Понурые бунтовщики выросли перед королем в мгновение ока. Богобоязненность короля ничуть их не обманывала. Они прекрасно знали и его припадках ярости, и о бессудных казнях, которые вершились по его приказу. Он был чуть менее звероподобен, чем его братья, но он был куда опаснее их. Ведь они все уже умерли, а он всё еще правил.
- Ну что, проходимцы, нашли себе защиту у святого? Думаете деньгами купить себе прощение? Много отцу Григорию пообещали? – со злым прищуром спросил у них Гунтрамн.
- О милосердии ваше величество молим, - впились в короля преданным взглядом бунтовщики. – Мы готовы искупить свои ошибки.
В зал занесли два тяжелых сундука, которые были немедленно открыты настежь. Они были плотно набиты золотой и серебряной посудой, украшениями и кошелями с монетой. За время бунта герцог и граф награбили достаточно, и они прекрасно знали, что королю об этом известно. Что есть золото, когда на кону жизнь?
- Ах вы, хитрые лисы, - укоризненно покачал головой Гунтрамн. Он уже принял их капитуляцию, но пока они должны помучиться, оставаясь в неведении насчет своей судьбы. – Вы хотите купить меня украденным у меня же? Да как вы посмели? А я уж думал простить вас, нечестивцев. Отец Григорий так просил за вас.
Мятежники упали на колени, отчетливо ощущая лезвие меча на своей шее. Король Гунтрамн, подобно римским императорам, носил смерть на кончике своего языка. Никто не оспорил бы его приказ, и оба бунтовщика обливались потом под нарядными туниками. Гунтрамн держал паузу, он наслаждался тем страхом и унижением, что сейчас испытывали эти люди. Он был бы не прочь их казнить, но воля святого… Ее он игнорировать не мог. Король упивался происходящим, понимая, что стоящие перед ним теряют месяц жизни за каждую секунду, что он молчит.
- Я прощаю вас, - вымолвил, наконец, король. – Но если еще раз вы ослушаетесь меня, негодяи, то я выпишу палача из самого Константинополя. Император окажет мне эту любезность. И тогда ваша участь станет уроком для знати всех трех королевств. Вы меня хорошо поняли?
- Да, ваше величество! Спасибо! Спасибо!
Герцог и граф, которые за эти минуты несколько раз попрощались с жизнью, читая свой приговор в глазах Гунтрамна, от радости чуть не потеряли сознание. Они спасены! Они будут жить! А золото еще будет! Они отлично знают, как его можно добыть.
1 - Фиск – римское название личной казны императора. В более ранее время фиск отличался от государственного казначейства. От этого слова происходит понятие «фискальный».
2 - Речь идет об аттическом таланте – 26,2 кг.
3 - Святой Палладий Сентский, день памяти 7 октября.
4 - цитируется по источнику.
Глава 30
Год 6093 от Сотворения Мира (585 от Р.Х.), октябрь. Вилла Беслинген (1). Австразия.
Галльскую богиню Ардуину давно сокрушили христианские епископы, но память о ней была жива в названии гор и чудовищного по размеру бора, занимавшего половину Австразии. Женщине верхом на кабане еще поклонялись галлы и германцы, но священники боролись с язычеством не покладая рук. Люди трудолюбивыми муравьями вгрызались в вековые дубравы, расчищая место под пашни, но лес пока не сдавался. Он по-прежнему служил домом для медведей и лосей, волков и кабанов, оленей и косуль, туров и зубров. Огромные быки еще жили здесь. Лишь лет через триста они окончательно проиграют эту битву маленькому человеку с топором. Дикого зверя здесь еще было много, хотя выбивался он охотниками нещадно, уходя все дальше и дальше от ненасытных людей. Между Рейном и Эльбой еще мало кто жил, и германцы, сводя лес, понемногу двигались на восток, навстречу славянам, с которыми потом будут резаться за эти земли добрых полтысячи лет.
Вилла Беслинген была захолустной дырой в центре Арденнского леса. Выбор удивил бы непосвященного человека, но король явил свою волю, и герцоги королевства, кляня судьбу и раскисшую дорогу, потащились в немыслимую даль. Съезд знати Австразии был назначен здесь не случайно. Из этого места удрать было невозможно, сюда вела только одна дорога, надежно перекрытая королевскими воинами. Повестка высокого собрания была известна заранее, кроме одного пункта, из-за которого, собственно, все и затевалось. Тем для обсуждения было довольно много.
Совсем недавно в Бургундии прошел Маконский церковный собор, ставший триумфом Гунтрамна. Он скрутил епископов Галлии в бараний рог, заставив одних иерархов смешать с грязью других за поддержку Гундовальда. С точки зрения религии значение это собора колебалось в районе нулевой отметки, если не считать попыток руанского
