рычание, а в налитом паху резануло так, что в животе все сжалось. Я едва сдержался , чтобы не насадить ее на член тут же.
— Больше никогда, слышишь, никогда не смей от меня сбегать, — выдохнул, тяжело дыша, и склонился к ее попке, хватая за талию. — Стоять…
Вкус ее кожи ударил в голову, разрушая остатки моей сдержанности. Я прикусил ее ягодицу, оставляя на ней метку, и Раяна взвизгнула. Боится, дрожит… Крутанул ее на спину и подтянул за ноги к себе. О, нет! Вовсе не боится, аромат ее возбуждения окончательно сорвал с меня крышу. Я осклабился. Раяна забавно цеплялась за порванную футболку, пытаясь прикрыть ею грудь, а в то же время широко разведенные бедра открывали такую сладостную картину!
Взгляд скользнул по ее дрожащему животу и спустился меж ног. Красивая… Кожа белоснежная, будто прозрачная, нежный пушок, и гладкие, плотно сжатые складочки, как лепестки бутона, и крышесносный аромат. Ее трепетный стыдливый стон сдавил нервы в комок, когда запустил язык в сердцевину.
— Н-н-н… — задергала попкой. Пришлось сжать и рыкнуть для острастки:
— Замри…
И я запустил в нее пальцы…
Ее всхлип рванул нервы чуть ли не с корнем, а вид ее небольшой напряженной груди, все еще прикрытой прозрачным кружевным бюстгальтером, обострял бесконтрольный животный голод.
Заставлю ее так ходить по дому. Голой, и в кружевном прозрачном бюстике
Я никогда так не дурел от женщины, а сейчас одна мысль о том, что она сбежала от меня, заставляла рычать и впиваться в ее сердцевинку, предназначенную только мне…
Я двигал пальцами все быстрее, жадно впитывая ее бурный ответ. Девчонка жмурилась, мяла простынь пальцами, кусала губы и тихо выгибалась, пытаясь сдержать стон.
Но, нет! Так не пойдет! Я хочу слышать твой крик, твой голос.
Отстранился и подул прямо в ее бутон. Прохладный воздух заставил ее кожу покрыться пупырышками, ножки попробовали спрятать ее прекрасную наготу. Но руки мои крепко сжали и развели в стороны колени. И снова приник к ее красоте губами, прикусывая набухшую вершинку, терзая горячим языком ее лоно.
И она сорвалась… Раяна стонала так, что скручивало внутренности в узел. Такая отзывчивая, чувствительная, моя… Стоило провести по ее налитой сердцевине чуть шершавым языком и надавить сильнее, и она задохнулась и задрожала.
А я смотрел и понимал, что все это больше никто не увидит кроме меня.
Не в силах больше сдерживаться, подтянул за ноги к краю и вошел в нее с силой, возвращая себе ее стон.
Пожалуй, ее крики — лучшее, что я слышал за всю жизнь.
А она билась в моих руках, взбивая огонь внутри и заполняя им каждую клеточку, каждый вдох. Когда я навис над дней, вжимая в кровать, Раяна вцепилась в плечи и закусила губы, не понимая, что делает, подставляя шею. И я объяснил со всей страстью, щедро осыпая ее фарфоровую кожу метками.
Мы сплелись в одно. Я почти не выходил, вбиваясь до одури в нее. Собственный хриплый стон сорвал меня с самой вершины удовольствия.
— Я тебя ненавижу, — выдохнула она тихо.
- Не верю, - осторожно прикусил кожу между лопатками и прижал к себе спиной.
Она глубоко вздохнула, а мне почудилось, что на ее лице загоралась робкая, нежная улыбка.
- Там волки, - вздрогнула она, когда громкий вой раздался совсем рядом.
- Это твоя стая, - я чмокнул ее в ухо, - они приветствуют тебя.
8. Изба и лес дремучий
Сердце стучало так, будто его сорвали с предназначенного ему места и переместили в голову. Горло саднило от криков и стонов, вырывавшихся из меня при каждом его толчке. Сладкая боль все еще заставляла сжиматься мое лоно в трепетных спазмах. А пышущее жаром мужское тело, прижимавшееся к спине, совершенно не облегчало, не успокаивало мое волнение.
Пушинку, занесшую через окно слабым ветерком, подкидывало и крутило в воздухе наше судорожное дыхание. Не в силах думать ни о чем серьезном, я следила, как она трепещет в лучах солнца, пробивавшегося через окно в изголовье кровати.
Хорошо, что в его лесном логове есть кровать. То, что дом его стоит сиротой в лесной чаще, я не сомневалась. Даже не представляю, где и в каком краю нашего мира есть такие леса. Иссиня-зеленые, прохладные, напоенные влагой и солнцем, они забивали легкие пряным ароматом хвои и нежным запахом цветов.
А усиливавшийся волчий вой лишь подчеркивал дикость и дремучесть этого места.
Это их он называет моей стаей? С какой это стати?
- Ты моя волчица, а я – их альфа, - горячее дыхание, пробравшись через копну волос к самой макушке, спустилось на шею, усиливая чувство жжения от его укусов.
Оу, я, оказывается, говорила вслух? И что это за манера такая, кусаться?
Только сейчас я вдруг ощутила достаточно болезненное жжение у себя на плечах, вдоль позвоночника. Между лопаток вообще пекло так, будто там зияла воспалившаяся рана. Он даже попу мне искусал.
Я осторожно поерзала в его объятиях, пытаясь избежать прикосновения своей искусанной спиной с его влажной от пота кожей.
Однако вмиг вздыбившееся мужское достоинство, сначала уткнувшись мне в копчик, а затем прошмыгнувшее и устроившееся между ног, моментально убедило меня, что можно и потерпеть.
Мужчина глубоко вздохнул, зарывшись носом в мои волосы, и крепче прижал к себе.
- Ну,нет,не настаивай, - хохотнув, прорычал мне над ухом, - нужно отдохнуть немного…
Нужно - что? Смущение, застилавшее мне глаза розовым туманом, помешало сразу вникнуть в смысл его слов. Отдохнуть? Да он совсем обалдел? Неужели он думает, что я хочу еще? Секса?
Хочу. Но в жизни не скажу ему об этом!
Зашипев, словно дикая кошка, я крутанулась и умудрилась повернуться к нему лицом. Его член тыкал горячей головкой в живот, предупреждая о том, что он вовсе не устал. Но мне было все равно. Такие прозрачные намеки до меня не доходили в этот момент. И даже его щерящиеся в улыбке губы не заставили меня оценить эту шутку!
- Я вовсе не хочу тебя, волк! - зарычала ему в губы.
Очень странно при этом заявлении повела себя моя волчица, возмущенно вскинув свою белоснежную голову. Она-то как раз была в восторге от этого волка.
Его бровь насмешливо поползла вверх, а рука, наоборот, цепляя ранки и ссадины и еще более раздражая их, спустилась вниз, по-хозяйски сжала ягодицу.
- Просто мне больно! – зарычала я, слизнув скатившуюся по щеке слезу, - Ты меня искусал! ВСЮ!
Слеза
