веранде ребят: там между окнами был вывешен новый номер стенгазеты. Реджеп и Аманов не подошли к ним, а направились в гардеробную переодеться: они знали, что было в стенгазете. Другие ребята поспешили на веранду. И Байрамов, накрутив на руку веревку, вприпрыжку понесся к стенгазете. На самом видном месте в газете был нарисован Баллы Байрамов со своей неизменной веревкой.
Байрамов, разглядев карикатуру, начал было читать заметку, помещенную рядом с рисунком, но вокруг все хохотали. Он быстро спрятал веревку и отошел в сторону.
С неделю он был тише воды, ниже травы, потом как-то встретив Аманова, сказал ему:
— Я знаю, кто написал про меня. Подумаешь, активисты! Захочу — еще больше буду озорничать.
— Себе хуже сделаешь, — ответил Аманов. — Ребята выйдут из училища мастерами, а у тебя не будет специальности, да еще не на каждом предприятии тебя держать станут. Постыдился бы: вчера не мог рассказать, как готовится серная кислота!
— Пусть Дурдыев рассказывает. Тоже — отличник! Я только собрался отвечать, а он уже руку поднимает!
— Не беспокойся за Дурдыева, он за себя постоит, — сказал Аманов. — Он сам себе инструмент начал делать; сделает — и будет получать хорошую зарплату. А ты что?
— А мне отец деньги пришлет, — возразил Байрамов.
— Отцу надо написать, чтоб не баловал тебя; тогда исправишься.
— Назло не исправлюсь!
Когда он сказал это, из окна послышался голос:
— Не исправишься — значит, ты дезертир!
Это крикнул Реджеп. Он сидел у себя в комнате, готовил уроки и слышал весь разговор на веранде. Реджепу хотелось сказать такие сильные слова, чтобы сразу убедить Байрамова, но он не нашел их. Байрамов, встретившись с ним глазами, пропищал тонким голосом:
— Подумаешь — отличник! Выскочка!
И после этого случая Байрамов не раз, особенно когда встречал Реджепа одного, строил рожи и говорил ему писклявым голосом:
— У-у, отличник!
Уже зима проходила, много книг было прочитано, много опытов проделано в мастерских и в лаборатории, немало новых друзей появилось у Реджепа, но Байрамов по-прежнему дразнил его «выскочкой» и «отличником», придавая этому слову какой-то оскорбительный смысл.
Реджеп пошел к директору. Оделся по форме, застегнул все пуговицы и, потоптавшись перед дверью, спросил разрешения войти.
— Товарищ Дурдыев, прошу!
Директор внимательно оглядел мальчика, предложил ему сесть. Реджеп послушно сел и начал крутить пуговицы, точно собирался их оторвать.
— Говорите, слушаю вас, — повторил директор.
Реджеп еще помедлил немного, наконец собрался с духом и сказал:
— Пусть учителя не называют меня отличником. Скажите учителям, пусть они…
Он не мог продолжать, покраснел, а директор, выйдя из-за стола, подошел к нему, положил руку ему на голову, вглядываясь в его глаза, спросил:
— Что случилось? Неужели ты стыдишься своих успехов? Ну ладно, Дурдыев. Я разберусь в этом и все, что следует, скажу учителям. Иди!
Директор вспомнил, как полгода назад Дурды-ага привел мальчика в училище с твердым намерением устроить его здесь и сделать из него мастера. И вот он, будущий мастер, приходит и требует, чтобы его не называли отличником! Непонятно!
На следующий день директор присутствовал на утренней линейке. Когда закончилась политинформация, он стал перед строем и громко сказал:
— Реджеп Дурдыев!
— Я, — послышался голос из рядов.
— Три шага вперед!
Реджеп отмерил три шага, стал «смирно» и не мигая смотрел перед собой.
— Повернись лицом к строю!
Реджеп повернулся.
— За успехи в учебе и на производстве в течение первого полугодия дирекция училища объявляет благодарность воспитаннику Дурдыеву Реджепу и премирует его.
Ребята захлопали в ладоши. Реджеп стоял, не зная, что делать и что сказать. От волнения он вспотел, густая краска залила ему щеки. Директор подошел к нему, вручил лист бумаги, на котором был написан приказ, и конверт с деньгами.
Вечером Реджеп долго сидел, задумавшись, над листком бумаги. Это было его заявление в комсомол…
16
Деревья оделись в новый наряд. В их густой зелени приветливей выглядели городские дома и заборы. С приходом весны все, казалось, выглядело лучше, светлей. И воспитателя в эти дни особенно приятно было слушать. Наши войска освободили большую часть занятой гитлеровцами советской земли и приближались к границе Германии, А тут у Реджепа еще и своя победа: он послал отцу свои заработанные деньги… Все до копейки собрал он из своих запасов и послал. «Да, мой Реджеп-джан тоже человеком стал!» — скажет Дурды-ага, получив такие деньги. Он и Чарыяру расскажет и, конечно, весь колхоз узнает о деньгах, заработанных Реджепом…
Когда он возвращался с почты, листья, звонко шелестевшие на веранде, словно аплодировали ему. У дома напротив общежития весело и беззаботно визжали гревшиеся на солнышке щенята. Уходя на почту, он сказал товарищам, что идет посылать деньги. Ребята все были в сборе, и Байрамов среди них. Сейчас Байрамов стоял один у калитки. Он, казалось, ожидал Реджепа и, едва тот подошел, тихо спросил:
— Сколько послал, Реджеп?
— Все.
— Вот ты какой! Отец, наверное, обрадуется.
— Конечно, обрадуется! Он и Чарыяру скажет… Это наш председатель колхоза — Чарыяр. Отец скажет ему: «Не зря мой сын хлеб ел, он оправдывает колхозный хлеб!»
— А я разве зря хлеб ем? — упавшим голосом, чуть не плача, спросил Байрамов. — Реджеп! — продолжал он после небольшой паузы. — Ты меня больше не называй дезертиром. Ладно? Честное слово, я не буду отставать от других!
Реджеп посмотрел на Байрамова заблестевшими глазами и не знал, что сказать.
— Ты поможешь мне? — робко добавил Байрамов.
— Помогу. Конечно, помогу.
— Дурдыев! Слушай-ка, Дурдыев, я тебя ищу, — раздался вдалеке знакомый голос.
Мальчики оглянулись и увидели спускавшегося с крыльца старшего мастера училища.
— Я здесь! Здравствуйте, Иван Степанович! — приветствовал Реджеп мастера и побежал ему навстречу.
Иван Степанович, старичок невысокого роста, большой специалист по машинам.
— Понимаешь, Дурдыев, — начал мастер, сразу приступая к делу, — мне нужны ребята, человека два-три, вроде помощников. Надо, чтобы они дизель быстрее освоили и помогали бы мне все объяснять другим на туркменском языке. Переводчики есть, да они по части техники слабы. Ты вот парень смышленый, но жаль — по-русски не очень бойко говоришь. А все-таки слушай-ка, какое у меня к тебе предложение: шел бы ты ко мне жить. Я без семьи живу, две комнаты у меня, места хватит. Чертежи, таблицы по стенкам висят — вот бы ты и присматривался на досуге. Мы с тобой дома готовились бы к каждому занятию, а на производстве ты по-туркменски помогал бы мне разъяснять. Идет?
— Спасибо, Иван Степанович! Большое спасибо вам! — горячо отозвался Реджеп. — Я хочу у вас учиться, но только отсюда мне… Я не знаю, как сказать?..
— Понимаю, понимаю! С друзьями не хочешь расставаться. В таком случае
