поднялись по лестнице на третий этаж.
— Через год мы будем проходить практику на машинах в первое этаже, — сказал он. — Пока поработаем здесь, в мастерской, познакомимся с различными механизмами, инструментом, а потом туда, вниз — к машинам.
Реджеп успокоился после слов мастера. До этого он думал, что их сегодня же поставят к машинам.
— Так вот, ребята, первым делом будем учиться держать в руках зубило и молоток. Научимся обращаться с напильником и гаечным ключом, — продолжал мастер.
«Это не страшно, если постепенно привыкать, — совсем ободрился Реджеп. — А потом и сами научимся делать разные инструменты, управлять сложными машинами!»
Он стоял в группе мальчиков и слушал мастера. Кто-то тихо толкнул его в бок. Реджеп оглянулся и увидел улыбающегося Байрамова. Байрамов извлек из кармана платок, развернул его, сверху положил спичку, свернул платок и шепнул Реджепу:
— Держи, Дурдыев! Сломай спичку, а я вытащу ее целой.
Реджеп нахмурился и резко отвернулся. Вот какой он, Байрамов! Сам не учится и другим мешает. Была бы здесь дочь учителя — висеть бы карикатуре на этого Байрамова в стенгазете. Он снова увидел перед собой свернутый платок и услышал у самого уха:
— Сломай спичку хоть на сто частей, я ее достану совсем целой! Я секрет знаю.
— Отстань от меня со своим секретом! — сердитым шепотом сказал Реджеп.
— Не можешь — так и скажи, что не можешь! — не отставал от Реджепа озорник.
— Уйди или получишь по уху! — пригрозил Реджеп и так сверкнул глазами, что Байрамов счел за лучшее спрятаться за спины товарищей.
Пробравшись ближе к мастеру, Реджеп снова уловил нить беседы и дальше внимательно следил за каждым словом. Практика пришлась ему по душе. И уже бывали минуты, когда хотелось, чтобы ему поручили самостоятельно что-нибудь сделать, но он понимал, что это еще рано: пока надо терпеливо следить за словами и руками мастера.
Из мастерских в общежитие Реджеп шел веселым, ему даже хотелось запеть, но большинство товарищей шагали в строю молча. Он посмотрел на идущего впереди Байрамова, который шел не в ногу. Реджеп подтолкнул его:
— Не путайся.
Тот подпрыгнул на месте, переменил ногу. Немного пройдя, он оглянулся на Реджепа и сказал:
— Не толкайся, а то я пожалуюсь воспитателю.
— Кто там разговаривает? — послышался сзади голос мастера.
Ребята замолчали.
В столовой Реджеп шутил с товарищами, оживленно разговаривал, а после обеда оделся по форме, вышел на веранду и, заглянув в комнату, где был староста их группы, Аманов, позвал его. Аманов понравился ему с первой встречи, может быть потому, что он был очень похож на вожатого Акмурада, и не только внешне, но и в обращении с ребятами у них было что-то общее. На щеке Аманова был шрам, который в глазах Реджепа придавал лицу юноши мужественность.
Они прошли в дальний конец веранды. Реджеп хотел посоветоваться с Амановым по очень важному делу, но им помешали. В коридоре, ведущем в столовую, перед воспитателем стоял, опустив глаза, бледный, растерянный Байрамов. Аманов и Реджеп подошли ближе. Оказалось, Байрамов поссорился с ребятами в столовой, поднялся шум. Воспитатель вышел, чтобы разобраться, кто виноват в ссоре, и столкнулся в коридоре с нарушителем порядка, который, вдобавок ко всему, не приветствовал его, как положено. Сделав выговор Байрамову, воспитатель вышел на веранду и стал разговаривать с другими ребятами. Заметив Реджепа, он пригласил его сыграть партию в шахматы.
Реджеп играл недурно, так как его отец, Дурды-ага, был заядлым шахматистом. Реджеп с малых лет наблюдал, как отец сражался с кем-нибудь из соседей. Лежа на ковре, мальчик часами не сводил глаз с разнообразных фигурок, расставленных на доске. К десяти годам он не только знал ходы, но мог сыграть даже со взрослым партнером. В школьном турнире он занял первое место и получил приз — хорошие шахматы. Отец был не меньше сына доволен этой премией. Когда у Дурды-ага не случалось более солидных партнеров, он пробовал играть с сыном, хотя мальчику трудно было тягаться с таким противником. Притом Дурды-ага имел привычку ворчать на него за каждый слабый ход. Тогда Реджеп начинал волноваться, делал совсем уже грубые ошибки, и игра расстраивалась. Но отцовская школа даром не пропала. Воспитатель играл явно слабее Дурды-ага, и Реджепу частенько удавалось его обыгрывать. Они играли, правда, не очень азартно. Но сегодня после двух-трех ходов завязалась беседа.
— Ты комсомолец, Реджеп? — спросил воспитатель.
— Нет еще. В колхозе я был пионером.
— А пора бы и в комсомол, как ты думаешь?
Рука Реджепа, поднятая над шахматной доской, повисла в воздухе. Он покраснел. Он, конечно, и раньше думал о комсомоле, но его останавливало одно: комсомолец, по его убеждению, должен был уметь смело выступить на любом собрании, а у Реджепа, как полагал он сам, не хватит для этого ни знаний, ни смелости.
— Так как же? — после минутного молчания спросил опять воспитатель мальчика.
— Не справлюсь, — коротко ответил Реджеп.
— Смешной ты парень, Реджеп! А как же другие ребята и девушки? Миллионы комсомольцев — такие же, как ты, сельские, городские учащиеся, рабочие, студенты.
Реджеп недоверчиво посмотрел на него.
— Не все такие, — сказал он подумав. — Я недавно читал в газете «Яш коммунист» про девушку колхозницу, которая получила орден Ленина. Она комсомолка. И еще читал про одного московского комсомольца — он восемь норм за смену выполнил и еще учится в вечернем университете. Вот это комсомольцы! Один парень из нашего колхоза на войне два вражеских бомбардировщика сбил. Это тоже комсомолец. А я что?
— Ты, я вижу, хочешь сразу все взять, — улыбнулся воспитатель. — Так нельзя. Запомни, друг мой: человеку ничто сразу не дается. Знание — в твоей учебе, опыт — в твоей же практике. И знание и опыт будут, а комсомол поможет их приобрести. Воины и командиры не только на фронте. И здесь — фронт. Наш фронт — это учеба. К примеру, возьми наше училище: кто не выполняет задание, кто серьезно не занимается, тот, по-моему, вроде дезертира. Так или нет, Реджеп?
— Так, — согласился мальчик.
Так беседовали они за шахматным столом. После этого разговора Реджеп много думал о словах воспитателя. Ему понравилась мысль, что учеба — тоже фронт. А на память снова приходили и московский токарь, выполнивший восемь норм за смену, и зенитчик, сбивший два самолета, и председатель колхоза Чарыяр, которого, как говорили ещё в колхозе, тоже воспитал комсомол.
День за днем шли школьные занятия, чередуясь с практической работой на производстве. Реджеп привык к товарищам, как будто он жил здесь уже десять лет. Однажды вместе с другими ребятами он возвращался с завода. Войдя во двор он увидел собравшихся на
