Но тогда, на КП 1-й армейской группы Жуков с Федюнинским пили чай, разговаривали и еще не знали, что очень скоро окажутся в обстоятельствах, в которых Халхин-Гол и Байн-Цаганское сражение покажутся обычным боем, операцией масштаба не выше армейской.
Оборону 24-й полк тогда удержал. Батальоны растянули в тонкую ниточку. Каждую ночь дежурное подразделение — одно орудие и два пулемета с надежными расчетами — на грузовиках курсировало вдоль фронта и вело огонь по противнику из разных точек. Задумка удалась: засечь кочующую огневую группу японские наблюдатели не могли, а впечатление артиллеристы и пулеметчики создавали такое, что по всему фронту русские построили плотную оборону, насыщенную огневыми средствами. Штабу полка и командирам батальонов, рот и взводов в это время пришлось усилить ночное дежурство, чтобы не допустить захвата «языка» и проникновения японских разведгрупп в свой тыл.
Бои еще продолжались.
После захвата горы Баин-Цаган Федюнинскому присвоили звание полковника. Позвонил Жуков, поздравил.
Вскоре в полк прибыло пополнение — молодые бойцы и лейтенанты из Даурии. Пополнение было кстати. Тут же заполнили вакансии командиров рот и взводов.
Свой НП Федюнинский расположил на небольшой сопке. Сопка почти не выделялась на местности среди других холмов и возвышенностей. Блиндаж хорошенько замаскировали. Из смотровой щели прекрасно просматривалась окрестность, позиции советских войск и вдали — японцев. Рядом врылись в землю пулеметные расчеты, в том числе спаренные зенитные установки и два артиллерийских расчета — охрана полкового НП.
Наступила очередная ночь. Обычно ночью японцы бодрствовали, иногда атаковали. Усиленно работала их разведка. Затихали они только к утру. Один из артиллерийских расчетов окопал свое орудие шагах в двадцати пяти от НП командира полка. Ночами Федюнинский, переняв обычай противника, не спал. Если японцы не атаковали, ложился только к утру, оставляя за себя начальника штаба или заместителя по строевой части. Часто выбирался в батальоны и роты. Слушал доклады командиров, беседовал с бойцами, осматривал позиции. Давал советы комбатам и ротным, слушал их советы. Зачастую именно их соображения ложились в основу частных операций. Уметь видеть поле — это еще и умение выслушивать командиров среднего и младшего звена. Это Федюнинский усвоил во время первых же боев. Да, да, именно мнение опытного сержанта или старшины стоило куда больше штабных предположений.
Командир взвода связи лейтенант Искра всегда был рядом.
Артиллеристы погремели котелками, поговорили и, похоже, улеглись. Примерно через час оттуда послышался истошный крик: «Японцы!» В голосе кричащего было столько ужаса, что лейтенант от неожиданности выронил из рук телефонную трубку.
Федюнинский тут же подал ему гранату и сам взял две. Первая мысль: японцы под покровом ночи проникли в расположение командного пункта, с минуты на минуту будут здесь…
Прислушались. На артиллерийской позиции послышались голоса, разговаривали спокойно, а потом грохнул дружный хохот. Смеялся весь расчет.
Федюнинский сунул одну из гранат в карман и пошел к артиллеристам, узнать, что же там произошло.
Командир расчета, старшина из старослужащих, едва сдерживая смех, доложил:
— Никаких происшествий, товарищ полковник, не случилось.
Оказалось, перед отбоем старшина, как всегда, оставил возле орудия часового-наблюдателя. Через сорок минут решил проверить, как тот несет службу. А боец был из недавнего пополнения, читинский.
— Гляжу, товарищ полковник, а мой казак положил голову на казенник своей родимой пушки и дремлет. Подкрался я к нему, потихоньку высвободил из рук винтовку, схватил за бока и говорю: «Каля-маля!» Ну, а он, видать, подумал, что японцы нас окружили… — Старшина покрутил усы и счел необходимым добавить: — Однако боец он хороший. Во время последнего боя не сплоховал, снаряды подносил, несмотря на обстрел.
— Зачем же вы так громко кричали? — спросил Федюнинский.
Подносчик снарядов с готовностью выпалил:
— Необходимо было срочно предупредить товарищей об опасности! — бойко ответил читинский.
— О какой опасности?
— О прорыве японцев, товарищ полковник.
— И где ваши японцы, товарищ боец?
Подносчик снарядов пожал плечами, покосился на старшину.
Артиллеристы снова дружно рассмеялись. А с ними и командир полка.
Подносчика снарядов пришлось все же отчитать.
— Пока объявляю замечание, но если подобное повторится, накажу со всей строгостью. Вы поняли меня?
— Понял, товарищ полковник.
— Что поняли?
— Кричать только при явном появлении противника.
Федюнинский вернулся на НП. А на артиллерийской позиции еще долго не смолкали смех и голоса. Артиллеристы воспитывали своего товарища.
* * *
Во второй половине июля японцы возобновили атаки.
На рассвете 23 июля после сильной артподготовки японская пехота предприняла наступление с целью прорваться к переправе через Халхин-Гол и отрезать от нее войска, находившиеся на плацдарме. Бой длился несколько часов, после первой атаки последовала вторая. Ее 24-му полку тоже удалось отбить с большими потерями для противника.
В ночь на 24 июля противник снова попытался прорвать оборону полка. Только 25 июля японцы исчерпали силы и перешли к обороне.
«Хочу заметить, — вспоминал Федюнинский, — что в июле советско-монгольские войска по своей численности уступали японским, особенно в пехоте. Поэтому нам приходилось вести бои в весьма тяжелых условиях. Фронт обороны был значительным. Между отдельными частями и подразделениями имелись немалые промежутки, которые часто прикрывались слабыми силами — вплоть до отдельных постов или разведывательных групп. Конечно, противник часто направлял свои удары именно в промежутки. Для отражения атак надо было быстро перебрасывать подразделения с одного участка на другой, иногда на значительные расстояния, и с ходу посылать их в бой. И тем не менее, несмотря на все эти трудности, наши войска с честью справились со своими задачами. Они не пустили японцев к Халхин-Голу и удержали выгодный плацдарм на восточном берегу реки, который был использован для последующего решающего наступления советско-монгольских войск».
Не достигнув своих целей в открытом бою, противник развернул энергичную агитационную работу. Позиции 24-го полка и весь плацдарм японские самолеты начали засыпать листовками на русском языке — видимо, постарались белогвардейцы в японском штабе. Федюнинский приказал наблюдателям определить основные цели и произвести несколько огневых налетов по командным пунктам, местам сосредоточения живой силы, по артиллерийским и минометным позициям и хозяйственным объектам. Язык силы японцы понимали хорошо и вскоре прекратили сбрасывать листовки.
Тогда неприятель решил применить другую тактику.
