часов в день и четырех раз в неделю. Видимо, какой-то штабной очень ценил нас или аэропланы, которые стоили дорого («с-16» — девять с половиной тысяч рубелей) и ломались часто. На самом деле летали каждый день и порой по два раза.
Первый мой боевой полет был разведывательным дальним, то есть более пятнадцати километров. Мои коллеги обнаружили позавчера скопление железнодорожных эшелонов на станции Иваничи. Командование сомневалось, так ли это. Мне приказано проверить и сфотографировать, если подтвердится.
Еще двадцать четвертого мая, до моего прибытия, Юго-Западный фронт перешел в наступление, которое сейчас называют Луцким прорывом, а в учебники истории войдет Брусиловским в честь нынешнего военачальника, сменившего вялого генерала от артиллерии Иванова. Начальником Восьмой армии стал генерал-лейтенант Каледин.
Вылетел я с аэродрома Луцка, недавно отбитого у австро-венгров. День теплый, летний, но поверх кителя у меня кожаная куртка. Не потому, что холодно, а чтобы маслом не заляпало парадную форму. Типа примета у меня такая — быть при параде. Еще есть типа талисман — сагайдак с луком и стрелами. Вдобавок в нем все ценные вещи, которые не хотелось бы потерять. Мало ли, вдруг приземлюсь на вражеской территории⁈
Мой аэроплан медленно набирает высоту. Потолок у него три с половиной километра, а поднимается на каждую тысячу за восемь минуту. Низко летать не рекомендуется. Могут сбить свои и чужие. Народ внизу простой, плохо разбирается, где чей, стреляет по всем. Зенитные пушки уже есть. В нашей армии это трехдюймовка на тумбовом лафете, стреляющая шрапнелью.
Я пролетаю над нашими окопами. Какой-то солдат машет мне рукой. Я покачиваю крыльями. Обоим приятно. По другую сторону линии фронта в меня стреляют из винтовок. Я показываю им средний палец. Не видят, конечно, но мне приятно. Нынешняя авиация прививает летчикам чувство безнаказанности и самодовольства.
Станции Иваничи с высоты три километра кажется маленькой. Каменные одноэтажные домики с зелеными крышами напоминают кубики из детского конструктора. На четырех путях стоит по эшелону, из которых выгружаются солдаты и лошади. Видимо, прибыла кавалерийская часть, скорее всего, бригада. Я делаю один снимок, второй. После чего разворачиваюсь и, следуя строго над железнодорожным полотном, отвязываю, дернув конец морского узла, обе двухфунтовые бомбы с правого борта, а потом с левого. Они падают не прямо вниз, а по кривой — вперед и вниз. Пока долетят до земли, я миную это место. Промахнуться трудно, потому что цель длинная. Успеваю сделать еще один снимок. Опять разворачиваюсь и делаю следующие два, которые более интересные, потому что горят два вагона, рядом с которыми лежат убитые или раненые люди и между эшелонами и рядом со станцией носятся испуганные лошади. Даже если мои разведданные не пригодятся, а это, как мне пожаловался есаул Ткачев, бывает слишком часто, я не зря слетал.
160
Как рассказали взятые через три дня пленные, австро-венгры перекинули из Италии две дивизии и немцы с Западного фронта еще две, чтобы сдержать наступление Юго-Западного фронта. Меня послали сфотографировать железнодорожную станцию в городе Владимире-Волынском, оккупированном врагами, чтобы проверить их показания. На этот раз я с летчиком-наблюдателем подпоручиком Медницким — двадцатиоднолетним выпускником Михайловского артиллерийского училища, который сразу после окончания попросился в авиацию. Он темноволос и кареглаз, но лицо типично славянское. Болтлив не в меру, поэтому я часто делаю вид, что не слышу его из-за работы двигателя. Обычно офицеров обучают на наблюдателей, потому что это легче, быстрее и нужно образование не ниже гимназии (ремесленного училища) для чтения карт и особенно для составления правильных отчетов. Пилотом, типа кучером, может быть унтер-офицер, вольноопределяющийся или вольнонаемный. Мне лётнаб ни к чему, ломает мои планы, но отказаться не могу.
Я отклонился немного в сторону, чтобы посмотреть на свой бывший артиллерийский дивизион. Встретил в Луцке капитана Рыбакова, который возвращался в часть после лечения в госпитале, передал всем привет, пообещал залететь в гости. Знал, где они расположились на боевых позициях, но обнаружил не сразу, потому что замаскировались хорошо. Сделал круг над второй батареей, покачивая крыльями. Там догадались, кто это, начали размахивать руками.
Только мы отлетели от них, как я заметил вражескую гаубичную батарею из шести стволов. Она только подъехала, начала оборудовать позиции между холмами, покрытыми кустами. Я прокричал летнабу Медницкому целеуказания и потребовал добавить слово «химическими» и подписать моим именем. Еще в прошлом году в Первый дивизион привезли снаряды с фосгеном. Использовали их редко. Если отбивать атаку, могут пострадать и свои. Зато хороши были химические снаряды для контрбатарейной борьбы, если вражеские пушки, как в данном случае, стоят в низине в окружении холмов. Особая точность не требовалась. Газ сам распространится по ограниченному пространству. Я вернулся к своей батарее, где скинули гильзу с посланием и красным прапорцом на веревочке, чтобы заметней был в полете. После чего полетели выполнять основное задание.
Владимир-Волынский был небольшим местечком тысяч на пятнадцать жителей. Много церквей. У одной, видимо, соборной, главный купол позолоченный. Железнодорожная станция с восемью колеями. На шести выгружались воинские эшелоны, причем из одного грузовые автомобили. По нему мы и скинули наши бомбы, всего восемь штук. Одна попала в вагон с боеприпасами, долбануло так, что взрывная волна догнала аэроплан и качнула его. Сделав контрольный снимок с результатами бомбардировки, полетели домой. Мой лётнаб от восторга запел песню. Что-то из курсантского фольклора, щедро удобренного матерными словами.
Километров за десять до линии фронта заметили две вражеские четырехорудийные батареи калибром сто пятьдесят миллиметров. Сделали круг, отметил их на карте. По прилету передадим в штаб армии, где их подошьют к другим донесениям и забудут. Только вот я отнесу вторую карту-схему в штаб Четвертой тяжелой артиллерийской бригады, в котором служит начальником Первого дивизиона бывший командир третьей батареи в Четвертом стрелковом артиллерийском дивизионе полковник Данилов Николай Васильевич, с которым мы на второй день после моего прилета в Луцк пересеклись в ресторане «Санкт-Петербург». За рюмкой супа я пожаловался ему, что возим ценную информацию, которая пропадает впустую. Полковник и подсказал передавать напрямую ему, что я и другие летчики теперь и делали. Инициатива снизу против головотяпства сверху.
Именно эта задержка и преподнесла нам приятный сюрприз. Я уже собирался лететь на аэродром, когда заметил южнее и немного выше австрийский биплан «лёнер-б1». Его называют «Летающей стрелой», потому что похож на нее, благодаря крыльям с резко отведенной назад стрелой. Это обычный разведчик и связист. Двигатель восемьдесят пять лошадей, поэтому медленный и неповоротливый. Экипаж два человека, которые могли отбиваться только из карабинов или пистолетов. Лучше цели не придумаешь. Они перелетели
