выдохнула, скользя взглядом по искрящимся каплям воды – радуга должна была растаять, и она хотела сохранить её в памяти.
– У нас есть время полюбоваться, – сказала она, медленно опускаясь в специально придвинутое мягкое кожаное кресло и протягивая Эосфору стакан с соком. – До самого вечера.
– А потом? – спросил он, тоже не отрываясь от созерцания радуги.
– А потом нужно будет сходить в душ, переодеться, спуститься. Сделать объявления о наших победах. Хотя не то, чтобы кто-то до сих пор не был в курсе, – хмыкнула Хлоя.
Лукас умолк. Отвёл глаза от чуда, которое сам же заметил. Посмотрел на Харрис – она продолжала разглядывать радугу, чуть улыбаясь. Ветерок с террасы, дверь которой была приоткрыта, трепал её длинные светлые волосы. В груди чуть кольнуло – знакомое ощущение, от которого Эосфор никогда бы не хотел избавляться.
Он сунул руки под плед. Припомнил, как стискивал в ладонях кольцо, что до сих пор было у Мойры – которая чудом успела примчаться назад, да ещё и забрать всех младших братьев и сестёр. Даже Ноа, который неожиданно исполнительно перебрал и разложил все бумаги – они поднялись на самый верх, чтобы забрать его с собой на нижний жилой этаж. Доу могла о них позаботиться. Ему можно было не думать об этом некоторое время.
Лукас задержал дыхание, представляя, как кольцо его матери будет поблёскивать в бархатной коробочке.
И выдохнул, зная, что никакие «важные объявления» не сравнятся по важности с тем вопросом, который он собирался задать Хлое этим вечером при всех присутствующих на торжестве.
А пока что – они были где-то над радугой.
Они были где-то высоко над трубами домов.
Спустя несколько часов Харрис начала подготовку к празднику. Она собиралась облачиться в милое, воздушное платье, которое оставила на кровати. Эосфор, под стать ей, решил надеть костюм – хоть и понимал, что смотреться это будет довольно жалко, поскольку он до сих пор в коляске. Впрочем, Лукас отнёсся к этому спокойно: даже то, что одежда была ему слегка великовата, было лишь на руку, учитывая то, что он задумал. Почти домашнее торжество позволяло допускать некоторые вольности: и он подумывал о том, что сможет снять пиджак в течение вечера.
Они воевали с одеждой, когда лифт неожиданно ожил. Спустился вниз, потом поднялся, звякнул, привлекая к себе внимание. Эосфор с удовольствием оторвался от своей пытки – застёгивания болезненно маленьких пуговиц на рубашке, – чтобы проверить, кто к ним пожаловал. Руки его были ещё не готовы к столь тонкой задаче, и Харрис всё откладывала поход в душ, собираясь помочь Эосфору с галстуком-бабочкой, который ему тоже наверняка было бы сложно завязать самостоятельно – но и она вздрогнула, поднимая взгляд на медленно расходящиеся двери лифта.
Наконец, лифт открылся. Из него выглянул Джонатан Уайт – быстро окинул взглядом лофт, даже потянулся к стене – видимо, символично постучать на всякий случай. Вовремя заметил Лукаса с Хлоей, остановился. Эосфор поспешил толкнуть колёса кресла, чтобы выехать навстречу гостю.
– Добрый вечер, – сообразив, что его уже заметили, поздоровался журналист. Скользнул взглядом по Лукасу и притормозил, заметив, что рубашка его была наполовину расстёгнута. – Похоже, я не вовремя…
– Нет-нет, всё в порядке, – Эосфор быстро подтянул ткань воротника, заодно продемонстрировал чуть дрожащие руки. – Просто воюем с пуговицами, – Уайт, заметив болезненную дрожь рук Лукаса сочувственно и понимающе кивнул.
Прежде, чем кто-нибудь сказал бы что-то ещё, Харрис немедленно напряглась:
– Что-то случилось? – Джонатан покачал головой, и девушка приподняла брови. Ей не хотелось казаться негостеприимной, или тем более – неблагодарной, это получилось само собой. Уайт, видимо, был неплохим психологом – обязывала профессия, – так что он это прекрасно понял. Чтобы сгладить неловкий момент, мужчина кивнул на коробку, которую держал в руках.
– Ничего особенного. Решили передать небольшой презент в честь праздника. Чтобы никого не смущать, – пояснил он, передавая коробку Хлое. Та секунду думала, а потом режим немедленной паники у неё отключился – до неё дошло, что происходило. Видимо, Рэйчел, жена Уайта, не хотела приходить на их праздник, пусть и домашний, с пустыми руками. Но они понятия не имели, будет ли кто-то ещё готовить какие-то подарки виновникам торжества – так что, чтобы никого не задеть, решили передать свой презент заранее, лично в руки.
Это было мило.
– О… спасибо, – Харрис вдруг почувствовала, что даже немного покраснела. Джонатан ободряюще улыбнулся, и девушка приняла красиво запечатанную коробку. Остановилась, слегка растерявшись, когда в спальне зазвонил телефон, стоящий на зарядке. – Ой, извините, я… – она немного неуклюже поставила подарок на барную стойку, взглянула на Лукаса – неуверенно сжала галстук, который до сих пор держала. Сунуть его Эосфору казалось как-то неправильно, ведь он рассчитывал на её помощь, но и звонок мог оказаться весьма важным.
– Я справлюсь, – заметив её сомнения, заверил Лукас, протягивая руку к галстуку. – Всё хорошо. Иди ответь.
– Я помогу, мисс Харрис, – вызвался Уайт, мягко перехватывая у неё чёрную ленту. – Не беспокойтесь.
– Спасибо, – повторила Хлоя. Коротко коснулась плеча Эосфора и поспешила в спальню, к телефону.
– Сейчас, только застегну оставшееся, – вспомнил Лукас, когда Джонатан сделал шаг вперёд, держа в руках галстук. Уайт качнул головой, опустил его на колени Эосфора:
– Не мучайся, парень. Я же вижу, что тебе тяжело. Давай помогу, – Лукас выдохнул, благодарно кивнул, опуская руки, которые вот-вот могло свести судорогой от излишнего напряжения. Джонатан расправил в спешке поднятый воротник, нашёл нижнюю застёгнутую пуговицу, и…
Нет, он давно что-то подозревал. Чувствовал: здесь было что-то не так, ему о чём-то не сказали. Жена и раньше подкидывала идеи для работы, пару раз это даже оказались довольно громкие дела – Уайт привык слушать её, доверять её интуиции. Рэйчел никогда не настаивала на своём, лишь мягко подталкивала, предлагала – он ценил её тактичность. Может, конечно, так она им манипулировала – блестящий психиатр мог сделать манипуляции практически незаметными. Но Джонатан предпочитал считать, что жена просто его уважает – и он уважал её в ответ.
Поэтому и занялся делом Эосфора, под которого и так давно копал, когда Рэйчел предложила ему проверить странное исчезновение одного из пациентов в своей новой больнице. И дело оказалось одним из самых громких за всю его карьеру – потому он, не окончательно очерствевший и повёрнутый на своей работе, испытывал некоторые нежные чувства к тем, кого практически спас. Хлоя, Лукас – их жизнь кардинально изменилась, стала лучше – в том числе, и благодаря ему, его риску и труду. Это того стоило.
И Джонатан очень старался отталкивать все странные мысли, что
