и вилки, когда мне удается получить такую работу. Но людям хочется, чтобы разную работу выполняли более молодые мужчины. Я не могу работать достаточно быстро и нервничаю оттого, что не такой ловкий. Я могу пойти в работный дом и думаю так и сделать зимой, но для меня ужасно то, что там будет ограничена моя свобода. Я бы хотел избежать его, если смогу. Моего шиллинга в неделю не хватает на плату за жилье, и мне вообще тяжело прожить. Никто не знает, чему мне приходится подвергаться. Думаю, я должен пойти, в конце концов, в работный дом. Они не очень-то добры к тебе, когда ты там. Каждый день я первым делом стараюсь раздобыть три пенса на ночлег. Я плачу за каждую ночь, а по воскресеньям у меня нечем платить. Я не знаю никакого ремесла, слуги джентльменов не умеют ничего другого. У меня было все самое лучшее, когда я служил. Благослови вас бог, сэр, и спасибо вам. Я вам очень благодарен».
Нищие в результате несчастья
Эта категория уличных попрошаек включает в себя моряков, потерпевших кораблекрушение, шахтеров, пострадавших в результате взрыва в шахте, «прогоревших» коммерсантов и «роняльщиков» спичек. Большинство из них обманщики, как и среди всех нищих, которые настойчиво и систематически занимаются попрошайничеством. Без сомнения, среди них можно встретить и действительно переживших несчастье людей, но их очень мало, и они редко выходят на всеобщее обозрение. Я уже приводил примеры моряков, переживших кораблекрушение, в разделе «Нищие моряки и военные». Другая их разновидность, о которой я не упомянул, знакома лондонцам по грубо нарисованным картинкам, изображающим либо кораблекрушение, либо, что встречается чаще, уничтожение корабля китом в Северных морях. Такую картину они расстилают на тротуаре, придавливая ее углы к земле камнями, если день ветреный. При ней находятся обычно два человека, и в большинстве случаев один из них потерял руку или ногу.
Иногда они оба лишены одной или двух конечностей. Пережитое ими несчастье пока не ставится под вопрос. Мужчина, потерявший обе руки или даже одну, едва ли может зарабатывать себе на жизнь трудом и поэтому подходящий объект для благотворительности. Однако выясняется, что в большинстве случаев рассказы об их несчастьях, напечатанные под картинками, — это просто выдумки, и очень часто такой лжеморяк вообще никогда не был в море. В одном случае, который я специально расследовал, мужчина был каменщиком и сломал обе руки, упав со строительных лесов. После этого он получил небольшую компенсацию, но, когда она была истрачена, он вышел на улицу просить милостыню, неся на груди бумагу с описанием причины своего несчастья. Первые его услилия не имели успеха. Его внешний вид (он был одет как рабочий) не был достаточно колоритным, чтобы привлечь к себе внимание, а его история была слишком обычной, чтобы возбудить большой интерес. В течение какого-то времени ему жилось очень тяжело, так как, в добавление к заурядности его случая, у него не было опыта в искусстве просить милостыню, и собранных им денег едва хватало на хлеб. С этого момента я предоставлю ему рассказывать его собственную историю:
Потерпевший крушение моряк
За весь день я получал только пенни, я не завтракал, а пенни тратил на буханку хлеба. Три ночи я ночевал на улице и знал, что дверь захлопнут перед моим носом, если я не принесу домой шесть пенсов. Я думал пойти в работный дом и, может быть, получил бы ужин и ночлег. Я находился у часовни на Тоттенхэм-Корт-Роуд, и шел уже одиннадцатый час. Толпа людей редела, и, казалось, никаких шансов нет.
И я сказал себе, что пойду по Нью-Роуд в работный дом. Я знал, что там есть работный дом, так как однажды я работал по соседству, и я всегда думал, что старые бедняки выглядели довольными. Мне это вдруг пришло в голову, когда мы однажды с моим товарищем сидели на строительных лесах, курили трубки и, глядя через стену работного дома, я сказал:
«Джим, эти старички там, кажется, неплохо устроены; они получают свой суп с хлебом и постель, чтобы спать, и свою порцию табака; они выходят на улицу после полудня, греются на солнышке и болтают друг с другом, и, похоже, они не выполняют никакой работы, которая приносит им вред». А Джим говорит: «Это отличное учреждение, Генри». Вот что он говорит, потому что, знаете, Джим был немножко ученый и умел разговаривать по-книжному. «Не знаю, как насчет учреждения, Джим, — говорю я, — но вот что я знаю точно: человек может регулярно получать жрачку и табак и ни о чем не беспокоиться, как эти старички». Так или иначе, но мне вспомнился тот разговор, и я отправился в тот работный дом. Подойдя к воротам, я увидел толпу бедных женщин и детей, которые сидели на тротуаре вокруг них. Они не могли быть более голодными, чем я, но были ужасно оборванными и выглядели слабыми. Я не хотел находиться среди них и стал наблюдать, остановившись неподалеку. Одна женщина долго звонила в колокольчик, но никто не вышел, а потом она пришла в отчаяние и стала дергать за веревочку и звонить, как сумасшедшая. И наконец, вышел толстый мужчина, заругался на нее и всех их прогнал. Я подумал, что мои шансы невелики, если они прогоняют женщин и детей, но решил попробовать, ведь я калека без обеих рук. И вот я перешел дорогу и как раз собирался позвонить своими культями, когда кто-то похлопал меня по плечу. Я обернулся и увидел мужчину, похожего на моряка, тоже без обеих рук, как и я, только его были отрезаны совсем коротко, у плеч. «Что это ты собрался сделать?» — говорит он. «Я собрался позвонить в звонок работного дома», — говорю я. «Зачем?» — спрашивает он. «Попросить, чтобы меня туда взяли», — говорю я. И тогда этот моряк смотрит мне пристально в глаза и говорит: «Хочешь попасть в работный дом без обеих рук? Да ты ребенок. Если бы у тебя сейчас не было только одной руки, я мог бы тебя простить, но…» — «Конечно, — говорю я, — потерять две руки — большее несчастье, чем одну; как говорят, полбуханки хлеба лучше, чем вообще ничего». — «Ты ребенок, — снова говорит он. — Если нет одной руки — в этом ничего хорошего; а вот когда нет обеих — тогда то, что надо.
Ты хочешь честно зарабатывать на жизнь?» — спрашивает он вдруг. «Хочу, — говорю я. — Все, что угодно, за честную
