Генри Лайон Олди
Дверь в зиму
Об авторах
Дмитрий Громов и Олег Ладыженский пишут в соавторстве под общим псевдонимом Генри Лайон Олди с 1990 года. Оба родились в марте 1963 года. Живут в Украине, в городе Харькове.
Дмитрий Громов и Олег Ладыженский — профессиональные писатели с 1996 года и по сегодняшний день. Работают преимущественно в разных сферах фэнтези, мистики и научной фантастики. К настоящему времени было опубликовано более 270 книг Г.Л. Олди (включая переиздания и переводы на иностранные языки), или более 60 оригинальных книг (первых изданий). Общий тираж всех книг Г.Л. Олди на сегодняшний день составляет около 2 млн экземпляров. Книги Г.Л. Олди издавались на русском и украинском языках, некоторые из них также переведены и изданы в Польше (10 книг), во Франции, Канаде (на французском языке), Чехии, Литве. Отдельные рассказы и повести Г.Л. Олди также были опубликованы в США, Франции, Мексике, Китае, Израиле, Венгрии, Литве, Эстонии, Словакии, Польше.
На Международной европейской научно-фантастической конференции EuroCon-2006 Г.Л. Олди получили звание лучшего писателя-фантаста Европы 2006 года (награда ESFS Award). Также являются лауреатами многих других литературных наград и премий. В частности, это Национальная премия Украины по фантастике и Почетный Знак «Золотой писатель Украины», а также другие украинские и зарубежные литературные награды.
В начале 2023 года во Франции в переводе на французский была издана первая документальная книга Г.Л. Олди: «Вторжение. Дневники войны».
Сейчас, в дни войны, Олди продолжают писать художественную прозу и стихи. Их новые рассказы 2022–2023 годов написаны на материале украинской современности, где суровые и трагические реалии войны сплетаются с мистикой, научной фантастикой и надеждой на победу Украины и лучшее будущее для страны.
Все произведения Г.Л. Олди (и самые новые, и за все предыдущие годы) можно найти в электронном виде на авторском сайте «Мир Олди» по адресу: httрs://www.oldieworld.com.
Ангел по имени Чуйка
Дым был злой. Мерзкий. От него першило в горле. Он заползал в нос сотнями рыболовных крючков, норовил пробраться в лёгкие, разорвать их в клочья. Тканевая полумаска не спасала.
Хорошо хоть, глаза не слезились. Их защищали плотно пригнанные тактические очки. Полезная штука. Очки не от осколков, как думают некоторые. От пыли, каменной крошки, летящей в лицо, от того же дыма.
Левченко с детства любил костры. Плавил с пацанами свинец, пёк картошку, варил уху. Смотрел на танец бесплотных огненных языков, на искры, улетающие в черноту ночного неба; вдыхал смолистый аромат горящих поленьев.
Горьковатый дым осенних листьев он тоже любил. Даже против запаха жжёного пороха ничего не имел. Так пахли дымовушки из целлулоида и рентгеновской плёнки, какими баловались в школе.
Но от смрада, который сейчас лез в ноздри, Левченка подташнивало. К счастью, порыв ветра отогнал дым в сторону. Левченко вздохнул полной грудью. Прокашлялся, очищая горло — и разглядел наконец, что горит. Пылал коровник на краю села. Горели деревянные балки рухнувшей крыши, горела солома; горела плоть живая и неживая; горел навоз — и, похоже, пластик.
«Откуда там пластик? — вяло удивился Левченко. — Бидоны пластиковые, что ли?»
Это не имело значения. Но Левченко, одурманенный вонью, оглушённый близкими взрывами — село накрыл залп «Градов» — сейчас соображал плохо.
Долбануло ещё пару раз — далеко, за околицей, метрах в двухстах. Стихло.
И сразу сделалось слышно, как отчаянно, с безнадёжным надрывом мычит корова в дымящихся развалинах.
Пристрелить надо, подумал Левченко. Чтоб не мучилась. Он поднялся на ноги, выбрался из канавы, куда скатился в один миг, едва небо наполнил шелест реактивных снарядов.
Нет, неправда. Он скатился туда за две секунды до того, как услышал знакомый шелест. Еще и крикнуть успел:
— В укрытие! «Грады»!
Его услышали. Никто не промедлил, не «тормознул», не стал недоверчиво озираться. Знали — если Левченко орёт, надо немедля ховаться. Чуйка у него, у Левченка. Проверено. А чуйка на войне дорогого стоит.
Чуйку свою Левченко словил при первом обстреле, под который угодила их рота. Что-то толкнуло изнутри: «Падай!» Он и упал, где стоял, посреди улицы, как по команде. Откатился к забору, заорал: «Ложись!» И уже под забором, носом в жухлую прошлогоднюю траву, прикрыв руками голову, обомлел от нелепого страха: сейчас хлопцы на смех поднимут. Чего испугался, дурашка? Ничего ж не летит…
Прилетело. Двоих насмерть, четверо трехсотых. А кто, не думая, упал вслед за Левченком — все целы остались.
Потом ещё было. Чуйка у тебя, сказал старлей Редниченко. Смерил Левченка взглядом, где уважение мешалось с легкой оторопью; огладил вислые усы, какие отпустил с началом войны, и повторил:
— Чуйка, точно тебе говорю. Ты давай, береги себя. Ты у нас теперь живая система оповещения. Вот и будь живым дальше. Твоя чуйка — она всем пригодится.
— Да куда я денусь? — ухмыльнулся Левченко. — У меня ж чуйка, сами сказали.
Чуйка не чуйка, а воевать надо.
Воевал Левченко как все: от боя не бегал, но и не геройствовал лишнего. Кроме привычного уже АКМа, освоил РПГ. Просил NLAW — не дали. А в нынешний рейд вообще налегке пошли. NLAW — бандура та еще, почти тринадцать килограмм, с такой не побегаешь. Ещё и одноразовая. Сейчас для их взвода главное — мобильность. Просочились на стыке, нанесли удар — и быстро назад. Танковые атаки отражать — это уж точно не сегодня.
Два РПГ-7 с собой, однако, прихватили. Подошли аккуратно, охранение в зябкой предрассветной мути сняли по-тихому — Митрохе с Ильёй это дело не впервой. Зашли в посёлок тенями. Предутренний туман гасил звук шагов и размывал силуэты. И с полусотни метров прямой наводкой влупили по целям: станции РЭБ и мобильному узлу связи. Они притаились рядышком во дворе, накрытом маскировочной сетью — чтоб с дронов не засекли.
С дрона и не засекли. Местные сообщили. Точных координат дед с древней кнопочной мобилой передать не смог. А вокруг жилые дома. Люди. Свои. Артой не накроешь. «Байрактары» на других участках заняты — их не так много, как хотелось бы. А эта РЭБка на участке роты — как бельмо в глазу. Глушит качественно.
Значит, что?
Значит, рейд. В первый раз, что ли?
Для Левченка — в третий. Для кого-то — в пятый, в шестой…
Тех, кто повыскакивал, положили из автоматов. Кто поумнее, наружу не сунулись: принялись палить
