и пыль подняли такую, словно желтые клубы дыма окутали и яму и их самих.
— Белое, белое! Я вижу белый камень! — первой закричала Галя-кудрявая.
Мальчикам захотелось посмотреть, как постепенно проступало что-то белокаменное. Иные из них встали на самый край ямы. Откосы оказались недостаточно пологими и разом рухнули. Осыпавшийся песок закрыл то белокаменное, что показалось было на дне ямы.
Виновники обвала спрыгнули с лопатами вниз, прогнали ворчавших девочек, вновь начали выкидывать песок. Вскоре авария была ликвидирована, опять девочки сменили мальчиков.
Стало проглядываться в разных местах на дне ямы то белокаменное, гладкое, выровненное долотом. Оно было длинное, но не плоское, как плита, а слегка выпуклое, суживающееся к одному концу.
— Я, кажется, догадываюсь, почему сей предмет не прямоугольный, а трапецеидальной формы и несколько выпуклый, — говорил Федор Федорович. Он перестал трястись от волнения, а торжествующе потирал руками.
— Почему, почему?
— Подождите, мне непонятно, почему он более широких размеров, нежели ему подобные, относящиеся к двенадцатому и тринадцатому столетиям, и поэтому я пока воздерживаюсь от объяснений.
Тут откуда-то вынырнул рыжий, вертлявый, курносый деревенский мальчишка Лешонок.
— А что вы делаете? — спросил он, лукаво стрельнув глазами.
Никто ему не ответил — некогда было отвечать. А он уселся в сторонке наблюдать, выставив вперед свой закапанный веснушками носик.
Вскоре на белокаменной поверхности начали показываться валики, мелкие выпуклости и бугорки какого-то рельефа.
— Пустите меня! — крикнул Федор Федорович, скинул свою чесучовую разлетайку и спрыгнул в яму.
К немалому удивлению ребят, он не стал рассматривать, какие изображения проступили на камне, а, засучив рукав рубашки, встал на колени и, вращая кулаком туда-сюда, начал засовывать правую руку у самой кромки камня все глубже и глубже в рыхлый песок. Чтобы засунуть руку выше локтя, ему пришлось лечь на живот.
— Вот где нижняя плоскость, — сказал он, вытащил руку, встал и ребром левой ладони показал на правом предплечье. — Вот смотрите, до какой глубины придется копать, еще сантиметров на пятьдесят, не меньше. — Он вылез из ямы и провел вокруг нее на поверхности земли черту. — До этой линии придется расширять края раскопа.
— Могилу раскопали! — вдруг завопил пронырливый Лешонок.
Игорь хотел ухватить его за штаны, но тот вывернулся и, пронзительно свистя, помчался в село.
— А мальчик действительно прав, — сказал Федор Федорович. — Нами найдено захоронение двенадцатого или тринадцатого века — саркофаг, выдолбленный из единого белого камня. В Древней Руси саркофаги назывались гро́бницами, с ударением на первом слоге. То, что вы видите, — это белокаменная крышка. Внутрь клали покойника. Мне только непонятно, почему гробница столь необычно широких размеров.
— Наверно, потому, что там двое лежат, — сказала Галя-кудрявая и сразу отступила, смутившись своей смелости.
— Да, девочка, ты права, точнее, я не вижу иных объяснений данному факту. Но дабы убедиться, что здесь похоронено действительно два человека, нам нужно открыть крышку, а чтобы открыть крышку, придется еще очень много выбросить песку из раскопа вокруг гробницы. — Он повернутся к Игорю: — Командир отряда, отдавай распоряжение… — Но ему не пришлось закончить своей речи.
— Земляные работы по разработке выемки для дороги выполнены на сто процентов. Неизвестно, заслужу ли я от Ивана Никитича благодарность или порицание. — С такими словами Алеша Попович подошел к месту работ. — Э, да вами клад обнаружен! — воскликнул он, увидев проступающую на дне ямы белокаменную крышку.
— Не клад, а гробница, в которой похоронено два человека, — ответил Игорь.
— Милейший голубчик, — обратился Федор Федорович к радульскому богатырю. — Не желаете ли вы несколько поразмять свои мускулы?
— Гм-м… — заколебался тот. — Согласно заранее намеченному плану, мне предстоит сегодня переправить мой новейший бульдозер на противоположную сторону Клязьмы. — Он взглянул на часы. — Впрочем, до вечера остается достаточно времени. Дайте лопату наиболее широких размеров.
Богатырь спрыгнул в яму и пошел выкидывать. Он встал с одного бока гробницы, четверо мальчиков с другого. Радульский добрый молодец оказался проворнее четверки. С его стороны бок гробницы обнажался быстрее.
Тут прибежали радульские мальчишки, оттеснили московских, взяли у них лопаты, начали копать. Потом прибежали радульские девочки и скромно встали кучкой в сторонке. Одна за одной, торопливо семеня, появились старушки, за ними женщины помоложе с малышами за руку, иные с грудными младенцами. Явилась и Настасья Петровна с Машунькой.
Пришел Илья Михайлович. Он согнал мальчишек-землекопов и один заменил их. Так они и копали — он с одного бока гробницы, Алеша Попович с другого.
Когда богатыри добрались до нижней кромки белого камня, Федор Федорович спрыгнул в яму и, отстранив Алешу, сел на корточки в углу. Наиболее ответственную работу он никому не мог доверить и сам, своей рукой начал сгребать с крышки оставшийся песок.
Галя-кудрявая и Алла догадались наломать сухой полыни и кинули ему веник. Он смёл последний песок с крышки…
Не сразу все разглядели, что на ней были высечены две фигуры в длинных одеждах. Много веков покоился белый камень под землей, и время сгладило очертания.
— Глядите, глядите, ровно святые на иконах! — первой нарушила молчание глухая жена Ильи Михайловича — бабушка Агафья.
Некоторые старушки начали креститься, кланяться.
— Возможно, вы забыли, что святых изображали с нимбами — тарелочками вокруг голов, что означало сияние, — сказал Федор Федорович, — а таковых нет на данных рельефах. — И он пальцем очертил круги над головами белокаменных изображений.
Тут раздалась трескотня мотоцикла. Подъехал Иван Никитич с младенцем впереди и женой, уцепившейся сзади.
— Я смотрю: где весь народ? Ну, трудоспособное население на полях, на фермах. А остальные туточки собрались. Что за причина? — Увидев Алешу Поповича, он спросил его: — А ты чего такие горы понаворачивал? — Он говорил шутливым тоном и, не слезая с мотоцикла, оглядывал отвалы песка на свежей выемке дороги; наконец заметил раскопанную могилу… — Кто это, что это? — Его голос стал совсем иным, беспокойным.
Все расступились перед Иваном Никитичем. Он подошел к самому откосу ямы.
— Ванюшка, видать, могилку нашего витязя и его женки откопали, — обратилась к нему бабушка Дуня.
— А вы, почтеннейшая Евдокия Спиридоновна, оказались самой догадливой, — сказал Федор Федорович. Маленький, щупленький, стоя на дне ямы, он торжествующе глядел на толпу снизу вверх и улыбался. Очки его радостно поблескивали на солнце.
Тут прибежал запыхавшийся Георгий Николаевич. Как он досадовал, что опоздал, не видел, как
