Почувствовал себя ещё меньше и незначительнее.
– Неправда.
– Что неправда? – осторожно спросил Гонзалес. Ноа поджал губы, искоса посмотрел на него.
– Вы не отвезёте меня домой. Я знаю.
– С чего ты это взял? – Джек как можно мягче усмехнулся, сделал шаг вперёд, и мальчик снова вздрогнул, обнимая подушку, словно закрываясь ею. Гонзалес не остановился, подошёл ближе, сел на стул возле кровати.
– Я… им не нужен. Они меня ненавидят. Они хотят от меня избавиться. Никто не пришёл ко мне… Никто не хочет, чтобы я вернулся домой.
– Тем не менее, я здесь, чтобы вернуть тебя туда. И это правда, – Ноа молчал. – Ты не хочешь?
– Я хочу… но ничего не изменится. Они не будут…
– «Не будут» что? – и говорить это было страшно, больно. Но Джек смотрел так, словно ему было не плевать. Да и почему Ноа должен был держать это при себе? Разве это не общеизвестный факт?
– Не будут… любить меня.
– Почему? – после короткого молчания последовал логичный вопрос. И ему не хотелось на него отвечать. Но ведь Гонзалес и так обо всём знал, верно? Видимо, это был такой допрос. Что же, лучше признать правду.
– Потому что я предавал их всех. Потому что я… я чуть не утопил Лукаса. Я думал только о том, что хочу, чтобы отец любил меня, и делал всё, чтобы ему угодить, даже если он ни о чём не просил, я…
– Ты пытался утопить Лукаса? – нахмурился Джек. Сердце у Ноа замерло. Полицейский не знал об этом. Но было уже поздно.
– Я… думал, что они с Хлоей что-то замышляют против папы, – каждый раз, когда он думал о Годфри, отзывался болью в груди. Но боль менялась, из обиды превращалась в отчаяние и наоборот. – Я хотел… хотел узнать, что именно. Хотел узнать, что было в коробке, которую им привёз Рик…
– Зачем?
– Чтобы папа похвалил меня… чтобы был в безопасности, я не знаю, – вырвался позорный детский звук – почти всхлип. – Мне было нужно, чтобы он похвалил меня, чтобы заметил, я хотел сделать это для него!.. Я включил воду в ванне, запер Лукаса, и… и я слышал, как он меня звал, когда я запер дверь. Я… думал, что он это заслужил. Я хотел отомстить ему за то, что его всегда любили, а не меня!
– И ты не вернулся, чтобы помочь ему?
– Нет. Нет, я пытался выяснить, что они задумали, но… оказалось, что ничего. Та странная коробка, которую я видел, была с какой-то дурацкой лампой. Пока я с ней разбирался, уже пришла Хлоя, открыла его. Мне… мне нельзя было вернуться.
– А зачем тебе возвращаться?
– Я…
– Ты хотел всё исправить? Ты что-то понял, когда увидел лампу?
– Я не знаю! Я думал… думал, там какой-нибудь яд. Какая-нибудь бомба, или… не знаю…
– Послушай, – перебил его Джек, касаясь плеча. Это было не мягкое прикосновение Джорджины или неловкое – Ребекки, нет. Уверенная, крепкая хватка, твёрдая рука – по телу прошли мурашки от понимания: этого Ноа и не хватало. Так долго ему была нужна такая рука, такой взрослый человек, который остановил бы его и что-то объяснил. Мальчик задержал дыхание, поднимая на полицейского полные слёз глаза. Может, сейчас был как раз такой момент? – Послушай, Ноа. Я пришёл к тебе только потому, что Рэй очень занят. Ему как можно скорее нужно оформить документы в опеке, чтобы никто из вас не оказался в приюте. Он не мог отложить это ни на минуту, понимаешь? Мойра помогает Лукасу и Хлое. Моя жена, Эмма, сейчас находится с твоими сёстрами и братом. Мы все стараемся помочь Рэю, чтобы он мог помочь вам. Ты думаешь, он бы бросил тебя, что бы ты ни сделал до этого? Думаешь, он отдал бы тебя в приют, оставив только троих?
– Он просто не знает, что я сделал с Лукасом, иначе бросил бы меня…
– Нет, – Джек покачал головой. – Нет, Ноа. Это так не работает. Семья не откажется от тебя. Поверь мне, я знаю это.
– Откуда вам знать?..
– Потому что семья – это не только твои родные, но и те, кто выбрал тебя, кто принял тебя, такого, какой ты есть. Не все родные могут это сделать, не буду спорить – но тебе повезло. За тебя борются. Семья всегда делает невозможное, чтобы помочь тебе, даже если это безумно тяжело для них самих. Тебе остаётся только стремиться к тому, чтобы всё, что было ими сделано, оказалось не зря.
– Я не понимаю, – снова шмыгнул носом Ноа.
– Хорошо. Ты же знаешь, что Хлоя была раньше военным врачом? – мальчик покачал головой. – Нет? Ладно, теперь знаешь. В общем, в её обязанности входила помощь пострадавшим при военных действиях. Она должна была утешать детей, женщин, помогать им разговорами, таблетками, поддерживать. Ей не обязательно было даже лечить их до конца, достаточно было остановить истерику и выудить из них необходимую нам информацию. Конечно, она очень старалась. Но это не главное. Как ты понимаешь, она не должна была держать в руках оружие. Она не должна была сталкиваться с настоящим злом, если только оно не было в наручниках и безоружно. Но однажды случилось так, что мы её не уберегли. Даже себя не уберегли, что уж тут говорить. Нас обдурили, и один… плохой парень добрался до нашего оружия. Он убил нескольких человек у нас в лагере. Ударил меня ножом в живот. И я, такой здоровый военный, ничего не мог сделать – просто лежал на полу и плакал, потому что у нас не было никакого выхода. Он что-то требовал, угрожал нам. И нам ничего не оставалось, кроме как уступить ему, чтобы спасти хоть несколько жизней. Но так получилось, что Хлоя пришла поработать с жертвами нападения, и увидела это всё. Увидела меня на полу, увидела наших убитых ребят. Мы были семьёй, и она не отвернулась от нас. Не убежала, чтобы спасти себя. Знаешь, что она сделала?
– Что?..
– Она убила того плохого парня. Взяла скальпель, подошла к нему сзади и зарезала. А теперь подумай, – Джек придвинулся немного ближе, внимательно посмотрел в глаза мальчику. – Что ты делал, когда искал ту коробку?
– Я…
– Ты пытался защитить отца, не так ли? От страшных злодейских, – Гонзалес пальцами изобразил в воздухе кавычки, – планов Лукаса и Хлои.
– Ну… да, – Ноа закусил губу, раздумывая. Боль в груди от упоминания о Годфри снова как-то изменилась. – Но…
– Что?
– Они не были злодеями, – медленно сказал он. Ощущения были странными, словно боль наконец отступила, превратившись во
