– Почему ты встала так рано? Ты когда проснулась? – резко спрашивает он.
– Давно. Очень давно. Сегодня похороны. Я подготовлюсь. Не буду завтракать. Кусок в горло не лезет, – быстро отвечаю и обхожу Лазарро.
– Я не разрешал…
– Мне и не нужно. Больше не нужно. Прости, Босс, – шепчу, забегая наверх.
– Лазарь, нет! – раздаётся за спиной голос Итана.
– Да пошёл ты. Тронешь её, я тебя урою. Я предупреждал тебя. Она до сих пор обижается на меня. Какого хрена ты, вообще, здесь? – возмущается Лазарро. Прижимаюсь к стене, слушая их.
– Она не обижается, Лазарь. Симон говорил тебе это сотню раз. Лавиния не обижена на тебя. Здесь дело в другом.
Задерживаю дыхание. Не предавай меня. Не обнажай моё сердце перед ним. Он не должен знать.
– Ты с ней говорил? Хорошо. Да, хорошо. Ты умеешь с ними говорить…
– Лазарь, всё повторяется, – мрачно перебивает его Итан.
– Что повторяется?
– Вспомни. Твой отец и твоя мать. Он запер её. Соблазнял, возил её в Италию. Он потакал всем её капризам. И что было дальше? Ты помнишь, что было дальше?
Прикрываю глаза от боли. Итан, это слишком жестоко.
– Хрень. Она не моя мать. Моя Белоснежка сильнее, чем она. У неё есть характер. Она рождена, чтобы быть моей. Она…
– Лазарь, открой глаза. Ты зашёл слишком далеко. Ты предал её доверие во всём. В какой-то момент она увидела перед собой зверя, как и твоя мать. И потом началось затишье. Она была спокойной. Молчаливой. Безэмоциональной. Она уходила, как Лавиния. Я нашёл её спящей в кресле, но не с тобой рядом. Ты узнаёшь эти симптомы, да?
Наступает молчание. Такое тяжёлое. Давящее. Моё сердце скулит от боли.
– Это всё хрень. Я докажу тебе, что это всё ерунда. Она обижена, и точка. Она обижена на меня. Она любит обижаться на меня. Мы поедем куда-нибудь с ней. Ей нравится путешествовать…
– Лазарь, остановись!
– Она обижена, я сказал! Она обижена!
Внизу грохает дверь, я прикрываю глаза, и так горько становится.
Тихо возвращаюсь в свою спальню. Ложусь на кровать и вдыхаю аромат Лазарро. Мне так жаль. Мы оба виноваты. Но я не должна думать о потере. Он никогда мне не принадлежал. Я боюсь себя. Боюсь.
К половине десятого я спускаюсь вниз в чёрном платье и туфлях такого же цвета и вижу Лазарро тоже во всём чёрном. На его лице играет улыбка. Прохожу мимо него. Равнодушно так, и ведь, правда, ничего в груди нет особого. Мы садимся по машинам и едем в церковь, где будет проходить служба. Молча сидим. Людей не так много, как я представляла. Но достаточно, чтобы я практически никого не знала. Единственный человек, который застревает в моей памяти тот мужчина, приехавший к Лазарро за помощью. Он страдает. На его лице написано горе, когда он кладёт цветы и сдерживает слёзы. Видимо, он был их наставником и винит себя во всём. А я просто смотрю на могилы. Смотрю и ничего не чувствую.
– Мы идём? Сейчас будут поминки, и нужно принести соболезнования. Хотя такой бред. У них даже родителей не было, – горько произношу.
Лазарро бросает на меня взгляд и прищуривается.
– Мы едем туда или домой? Думаю, нам нужно там появиться. Тебе точно нужно, Босс. Ты их спонсируешь и, может быть, они начнут больше заботиться о своих подопечных, если увидят, как ты зол. Вот куда нужно направить твои эмоции. Пошли. Здесь больше делать нечего. Это просто трупы в гробах и под землёй, – сухо бросаю и, разворачиваясь, иду к машине.
Лазарро довольно долго стоит у могил. Все уже разъехались и отправились на поминки, но не мы. Не понимаю, зачем он это делает, у него нет сердца, и уж точно он не горюет из-за этих девочек. Я тоже. Это ужасно.
Мы приезжаем самыми последними. Хотя только наши машины выделяются из всех, и на нас все смотрят, когда мы выходим из них. На поминках должны быть только однокурсники и преподавательский состав, так сказал Итан. Поднимаюсь по ступенькам, как вдруг Лазарро хватает меня за руку и останавливает.
– Так и знала, что ты покажешь себя, Босс. Я тоже не рада идти туда, – понимающе усмехаюсь.
– Ты холодная.
Приподнимаю брови, озадаченная его напряжёнными словами.
– Прости? На улице жара.
Ладонь Лазарро скользит по моей руке. Он добирается до моей щеки и наклоняется ко мне.
– Нет. Не смей… – мой голос срывается, когда я слышу, как он втягивает воздух рядом с моим ухом.
– Холодная. Такая холодная. Пахнешь по-другому. Холодом пахнешь, – сдавленно шепчет Лазарро, и я впервые слышу такое. Изумлённо смотрю на него.
– Ты что, рехнулся? Холодная. Да. Холодная. К тебе. Ты это хотел знать? Да, холодная, а теперь давай быстрее закончим всё это. – Вырываюсь из его рук и быстро поднимаюсь по лестнице.
Вхожу в небольшой актовый зал, в котором установлены рамки с фотографиями погибших девочек. Недалеко стоит стол с пуншем, фруктами и закусками. Я голодна. Я бы не отказалась поесть.
– Белоснежка. – Лазарро снова берёт меня за локоть и отводит в сторону.
– Ну что ещё? – недовольно спрашиваю, поворачиваясь к нему.
– Ты холодная, понимаешь?
– Я знаю. Я тебе уже ответила, почему холодная. Наконец-то, ты это понял. Я не заинтересована в тебе, как в мужчине, вот отсюда и холод. Как ты хочешь, чтобы я ещё тебе это объяснила? Ты…
Осекаюсь и ловлю его странный, задумчивый взгляд. Он никогда так не смотрел. Если бы я его не знала, то подумала бы, что он напуган. Но это Лазарро, он ничего не боится, поэтому предполагаю, что до него дошли сотни сказанных слов о том, что между нами ничего больше быть не может.
– Ты в порядке? Босс?
Он не моргает, смотрит куда-то сквозь меня.
– Лазарь! – дёргаю его за рукав пиджака, и на нас даже оборачиваются. Его взгляд становится осознанным.
– Ты ведёшь себя ненормально. Ты же не пил, да, с утра? Ты в нормальном состоянии? Я бы подумала, что ты под наркотиками, – цокаю я.
– Холодная…
– Прекрати это повторять. Мы можем обсудить это позднее, но не здесь же. Это поминки. Не принято…
Лазарро быстро оглядывается, и его ладонь прижимает меня к себе.
– Да успокойся…
– Холодная, Белоснежка. Я всё думал, почему мне так знакомо это ощущение. Думал. Думал. Думал. Я вспомнил, – отрывисто шепчет Лазарро мне на ухо.
– После моей инициации и первого убийства мне было очень плохо. У меня всё разрывалось внутри. Мне нужна была мама. Я украл у отца дубликат ключа от её спальни. Гости ещё только собирались, и никто не заметил, что я пошёл к ней. Она сидела в кресле и гладила свой живот. Она была в сознании. Я расплакался и упал перед ней на колени, умоляя помочь мне. Она была холодной. Она была живой и уже холодной. Смерть стояла с ней рядом. Они всегда становятся холодными, когда она близко. В тот момент я думал, что ей холодно. Но румянец горел на её щеках. Но кожа. Аромат. Воздух. Вокруг неё всё было холодным. Ледяным. Через несколько часов она умерла. Ты холодная, Белоснежка. – Лазарро выпрямляется, проводя ладонью по моей щеке.
