В ее глазах не было удивления. Так мягко, как только мог, Эйе рассказал ей о том, какое принято решение и с какой целью. Потом он протянул ей свиток.
– Мне нужна твоя печать на этом брачном договоре, а также твои титулы и подпись. Это будет, конечно, формальное бракосочетание, Анхесенамон, только чтобы я был признан законным правителем. Я слишком стар, чтобы думать о постели с двадцатидвухлетней женщиной.
Она равнодушно взяла свиток, развернула и прочитала.
– Ты знаешь так же, как и я, что в этом случае у меня нет выбора, – сказала она без всякого выражения. – Меня это не очень заботит. Всю жизнь меня, как игрушку, передают из рук в руки. Твои ничем не отличаются от остальных. Мне не следовало ожидать, что боги позволят мне испытать хоть немного счастья с Тутанхамоном.
При упоминании имени мужа голос у нее дрогнул, но она быстро справилась с собой. Подойдя к столу, она взяла перо, обмакнула его в чернила и старательно вписала свое имя и титулы. Разогрев воск и накапав немного на папирус, она взяла кольцо, лежащее рядом с лампой, и прижала его к свитку.
– Вот. – Она бросила его Эйе. – Надеюсь, Египет будет доволен. Тии, наверное, не очень.
– Это не будет иметь большого значения ни для нее, ни для тебя. Обещаю тебе.
– Прошу тебя, уходи, великий царь. – И она повернулась к нему спиной.
Царь, – изумленно подумал он. – Да, теперь я великий царь. От чувства абсурдности происходящего, оттого, что царственным титулом так легко наградили старика, кровь прилила к его лицу. Он поклонился ее сведенным лопаткам и вышел.
Завернув за угол, он почти налетел на Хоремхеба.
– Куда это ты направляешься? – выпалил он от неожиданности.
Хоремхеб поднял брови под черно-белым полосатым шлемом.
– Я собираюсь выразить свои соболезнования царице, разумеется.
Чудовищное подозрение овладело Эйе.
– Она виделась только со мной и больше никого не примет сегодня. Наверняка Мутноджимет больше подойдет для излияния твоей скорби.
– Возможно. – В темных глазах промелькнуло мимолетное изумление. – Так или иначе, дорогой тесть, я вижу, ты достиг цели раньше меня. Я только что услышал новость о том, что ты станешь богом. Мои поздравления.
Теперь в лице Хоремхеба не было ничего, кроме доброжелательности и теплоты, и подозрения Эйе вдруг обернулись уверенностью. Он прислонился к стене, почувствовав дурноту.
– Конечно, конечно, – невнятно бормотал он. – Ты перехитрил меня, военачальник. Ты и в самом деле убил Тутанхамона там, в пустыне.
Хоремхеб быстро огляделся вокруг. Коридор был пуст. Он шагнул ближе к Эйе.
– Ты прав, я убил, и хорошо, что ты об этом знаешь, великий царь. Хорошенько это запомни. И не думай, что сможешь тихо избавиться от меня. Ты ничего не можешь предъявить мне. И нет руки в Египте, которая поднимется на меня сейчас. Подумай. – Его палец потянулся к шраму на квадратном подбородке. Его беспокойные черные глаза разглядывали лицо Эйе почти с сочувствием. – Только я теперь стою между твоим правлением и хаосом, который последует за твоей смертью. Каждый, кто любит эту страну, знает об этом. Я даже в большей безопасности, чем ты.
– И ты не тронешь меня, не так ли? – медленно проговорил Эйе. – Тебе это не нужно. Я умру с миром, в этом ли году, в следующем ли, и ты свободно взойдешь на трон. – Его губы презрительно скривились. – Солдафон!
Хоремхеб натянуто улыбнулся прямо в слезящиеся глаза Эйе.
– Я оправдан перед богами. Все нечестивцы мертвы, и я жду, чтобы вымести из Египта остатки их ненавистного присутствия. Долгой жизни и процветания тебе, великий царь.
Он поклонился, развернулся и медленно зашагал прочь. Он выражал желание двора, утомленного безответственным правлением, смертями и бедствиями, и Эйе знал это. Это была горькая истина, горчайшая из всех, которые он когда-либо осознавал.
Когда Хоремхеб вернулся в свой дом, Мутноджимет спала. Он не стал будить ее. Опустившись в кресло у ложа, он то прислушивался к ее спокойному дыханию, то погружался в дрему. На рассвете дом начал просыпаться. Захлопали двери, загорелись огни в кухнях, послышалось пение жреца на утренней молитве в домашней часовне Хоремхеба. Но Мутноджимет продолжала крепко спать, пока управляющий не постучал в дверь и не вошел с подносом, полным фруктов и хлеба. Хоремхеб сам взял у него поднос, дождался, пока жена неуверенно села в постели, потом поставил поднос ей на колени и вернулся в кресло.
Мутноджимет зевнула, сонно уставившись в пространство перед собой, провела языком по зубам и состроила гримасу. Она глотнула холодной воды, которую ей налили из большого кувшина, всегда стоявшего в коридоре. Хоремхеб ждал. Наконец она кивнула, он встал и поднял занавеси на окнах. В комнату полился стремительный поток чистого утреннего воздуха, наполненный сверкающим светом и птичьими криками. Мутноджимет зажмурилась и отвернулась.
– Я уснула, пока тебя ждала, – сказала она. – Прости.
– Ничего.
Он снова сел в кресло, сложив на груди руки, глядя, как она рассеянным изящным жестом, так хорошо ему знакомым, отщипывает ягоды. Мутноджимет на глазах оживала, как оживает поникший цветок под брызгами воды. Он знал, что недавно напугал ее и вывел из себя, однако с характерным терпением и бесстрашием она отказалась пугаться. Он не знал, почему он еще любил ее. Не только за эту ее разнеживающую, почти животную чувственность, которая сквозила в каждом ее движении. Возможно, за ее погруженность в себя, безразличие ко всему на свете, кроме собственных желаний, что создавало вокруг нее ореол независимости, который и мужчины, и женщины ошибочно принимали за надменность.
– Мутноджимет, ты теперь совсем проснулась? – спросил он. – Сможешь воспринять то, что я скажу?
– Надо же, так серьезно в такую рань? – Она отпихнула поднос и откинулась, наградив его кривой улыбкой. – Я предпочитаю обсуждать дела по вечерам.
– Это не дела. Я хочу, чтобы ты сообщила слугам, что нужно паковать вещи. После похорон Тутанхамона мы уезжаем в наше поместье в Мемфис.
– Почему?
– По двум причинам. Эйе будет фараоном, и я хочу исчезнуть из его поля зрения. Прошлой ночью он назвал меня солдафоном. Да я и есть солдафон, невзирая на мое богатство и титулы, и я буду вести себя соответственно. Я буду объезжать границу, обучать солдат в северных частях, а в свободное время присматривать за своими полями и стадами и развлекать местных царьков. В конце концов, Дельта – это земля, где жили мои предки.
– Все это звучит ужасно скучно. – Она испытующе посмотрела на него. – Ты боишься отца?
– Нет. Если он государственный человек, каковым я его и считаю, он понимает, что не следует идти на ненужный риск. Он не тронет меня.
– Значит, ты решил активно добиваться поддержки офицеров, которые редко видят тебя. Ты замышляешь развязать гражданскую войну, Хоремхеб?
