бояться врагов.
Но вот она одна, а муж с войском уходят всё дальше. Кто знает, что ждёт их, победа или неудача?
Мало человеческих сил, чтобы вынести эту ношу, испытания иной раз бывают слишком тяжелы. Потому и обращается к богам человек, просит защиты у бессмертных.
Перед выступлением войска Пудухепа провела весь день в храме Богини Солнца, молилась, приносила жертвы. Так сами собой начали складываться строчки её молитвы к Богине Солнца, бессмертной покровительницы Хатти.
— О Богиня Солнца города Аринны, царица всех стран! В стране Хатти тебя зовут именем Богини Солнца города Аринны. Но в той стране, которую ты сделала Землей Кедров, тебя зовут именем Хебат. Я, Пудухепа, издавна твоя служанка, я тёлка из твоего коровника, я камень в основании твоего храма...
Она молила о здоровье мужа, об успехе его в начинаниях. Она объясняла богине неправоту и подлость лабарны.
— Богиня Солнца, госпожа моя. Богиня исполняет желания женщины, когда она просит её о милости. По воле твоей я стала женой твоего слуги Хаттусили, так яви и ему милость свою...
Она произнесла молитву вслух, а потом слова эти были записаны на табличке и возложены на алтарь вместе с другими приношениями. Пудухепа молилась и исполняла обряды, а в мыслях у неё было совсем иное.
Если бы боги сотворили чудо, она бы и птицей полетела за войском. Пусть и ветер внемлет её молитве, отведёт от воинов мужа вражеские стрелы. Горы разойдутся и пропустят войско, а река сама поднесёт воды напиться. Светлое солнце осветит дорогу, прогонит тьму и бесчисленных врагов с их пути.
Ведь известно всем издавна, возвращаются с войны только те, кого дома ждут и за кого богам молитвы возносят. Тем и победу дадут бессмертные боги.
Хаттуса
В близком к морю Нерике уже месяц гордо шествовала весна, а здесь, в Хаттусе, в глубине земель Хатти, на плоскогорье зима всё еще цеплялась за власть, ещё стегала землю холодными ветрами.
Воины стучали зубами, зябко кутались в шерстяные плащи и натягивали на глаза тёплые шапки. С завистью отзывались о своих более привилегированных собратьях, «сынах дворца», охранявших внутренние покои халентувы. Те несли службу в тепле, щеголяли до блеска начищенными шлемами, украшенными высокими волосяными гребнями.
Однако на студёном ветру безопаснее торчать в шапке, а иначе велик риск снять потом бронзовое ведро с головы вместе с примёрзшими к нему ушами, и подшлемник не очень-то поможет. Надевать доспехи никто не рвался, но приказ есть приказ. День назад примчался гонец на взмыленной лошади. Не на колеснице, верхом! Привёз вести, которые повергли лабарну в глубокий шок — на северной дороге замечено войско Хаттусили. Оно бодрым маршем идёт к городу. И никаких вестей от Сиппацити. Неужто разбил его проклятый дядюшка? Или воинства разминулись?
Он не знал, что так и случилось. Пока обозные телеги царского войска вязли на дорогах, размытых весенним половодьем, Хаттусили прошёл другим путём, налегке без обоза и с малым числом колесниц.
Первый Страж поднял по тревоге воинов-асандули и погнал на стены. Сейчас он суетливо бегал в бронзовой чешуе и шлеме, проверял посты лично, что всех удивляло — обычно такими делами занимались начальники рангом пониже.
Несколько постовых-ауриялла стояли у подножия широкой лестницы, ведущей к главным вратам Цитадели. Крепостная стена с двадцатью башнями заключала в себя царский дворец и возвышалась в западной части Хаттусы на рубеже между Верхним и Нижним городом. Цитадель имела несколько ворот.
Простые воины, что стояли на страже у врат, как чаще всего бывает, не знали подробностей происходящего и удивлялись:
— А Первый Страж сегодня какой-то дёрганный, — поделился наблюдением один из воинов, — бегает, рычит на всех.
— Может, съел чего-нибудь не то, — лениво ответил его товарищ, — или жена отказала.
— Да не, это, наверное, оттого, что антахшум[174] на носу, — объяснил третий, — больших начальников съедется туча.
— А-а... Но всё равно странно, — ответил первый.
— Антахшум... — протянул второй, — так-то всё уже зеленеть должно, а тут вон какой ветер злющий. Весна с зимой местами поменялись?
— Зато год будет хлебный, — успокоил товарища первый.
— Эй, смотрите, начальство едет! — предостерегающе окликнул их второй.
К лестнице подъехали на колеснице два человека. Одним из них был Хантили, гал-нимгир, «начальник вестников». Второго воины не знали. Первые слова, что донеслись до из ушей, он и произнёс.
— Хантили, даже если боги нам помогут, эти мерзавцы запрутся в Цитадели.
— Не беспокойся, усамувами, мы всё сделаем быстро и без шума. Разве ты забыл, что брат моей жены — помощник кравчего?
— «Сыны дворца» не пропустят внутрь и самого кравчего, не говоря уж о его помощниках, — покачал головой собеседник.
— Если только кое-кто из них не должен помощнику кравчего услугу.
— Вот как? Этот «кое-кто» твоему шурину в кости проигрался?
— Нет, просто любитель марнувы,[175] — усмехнулся Хантили, — и на службе отринуть свои постыдные привычки не может.
— Смотри, не подведи меня, на тебя вся надежда.
— Эй, Хантили? — раздался оклик.
Они обернулись на голос.
По улице, что вела к вратам в Цитадель катила ещё одна колесница. Одним из трёх людей, что стояли на ней, был Гасс. Рядом с ним и возницей за поручень держался хазанну города Тагерамма. Гасс был облачён в доспехи. Воины-стражи опешили. Они знали, что Гасс должен сейчас находиться в Верхней стране. Да и хазанну здесь быть не следовало.
Колесницу сопровождала дюжина воинов. Их тёплые, белые с синим узором по подолу рубахи доставали до середины икр. Воины были вооружены копьями и продолговатыми щитами с вырезами по бокам. Доспехов они не надели.
За колесницей, на некотором отдалении двигалась толпа людей, обычных горожан. Они тоже приближались к воротам Цитадели.
Гасс спрыгнул на землю. Хазанну сошёл следом за ним и преисполненным достоинства жестом перекинул через левую руку отделанный бахромой плащ.
— Хантили! — крикнул Гасс, — ты ещё не начал?
— Нет ещё, — ответил тот, — сейчас начнём.
— Не надо. Не спеши.
— Гасс, мы потеряем время, дойдёт до большой крови, — сказал спутник «начальника вестников».
— Не дойдёт, — ответил военачальник, — Нижние врата уже наши.
— А Верхние?
— Там тоже всё закончилось. Энкур уже в городе.
В это время внимание всех привлёк человек, что бежал к воротам, но не со
