и пепла древней Варшаве. Ходил разволнованный и печальный, потому что уже не было в живых моего польского сверстника, ничего не знал о судьбе семьи Потоцких, да и мною была прожита почти вся жизнь…
А тогда, ранней весной сорок третьего, мы расстались с Завадским так же неожиданно, как и встретились. Часть, в которой он служил, срочно снялась со своего места и отбыла в неизвестном направлении.
Я пришел к заветной армейской кухне и узнал об этом от повара. Шлепая в мой котелок из черпака «меру жизни» — пшенный кондер, он сказал:
— Ты своего дружка поляка не жди. Их часть снялась.
Жизнь наша сложилась так, что нам не довелось больше встретиться. А вот знать друг о друге мы знали, хотя это и случилось через десятилетия, когда мы не только выросли, но и постарели. Свела нас вновь наша профессия. По необъяснимому совпадению мы оба стали сначала журналистами, а затем и писателями.
Уже в шестидесятые годы, когда я работал на Урале, мне попался рассказ некоего В. Завадского. В нем упоминался военный Сталинград. «А не тот ли это польский мальчик, которого я встречал весной сорок третьего?» — мелькнула догадка. Мелькнула и погасла. Слишком невероятным казалось совпадение. Завадских в Польше видно столько же, сколько Петровых в России. Да и выжил ли он? После Сталинграда было столько войны… А если и выжил, то вернулся ли он в Польшу?
Так и забылся этот эпизод, а когда я уже работал о Москве, при встрече с польскими писателями вдруг вспомнил и тот рассказ и сына полка моего тезку Завадского.
— Да, есть у нас такой журналист и писатель Завадский, — ответил один из польских писателей. — Он мальчишкой действительно служил в армии, воевал в России, освобождал Польшу, а вот был ли он в Сталинграде, не скажу… Да и зовут его не Владимир…
Я вспомнил, что при нашем знакомстве тот польский мальчик назвал другое, но похожее на мое имя. Вспомнил, что мы условились быть тезками. Видно, имя Владимир поэтому и застряло в моей памяти…
Для выяснения личности Завадского необходимо было установить два обстоятельства. Его год рождения? (Мы с ним одногодки!) И, главное, был ли Завадский в сорок третьем году в Сталинграде.
Стали выяснять. И среди польских гостей нашелся человек, который разрешил наши сомнения.
— Да, воевал в Сталинграде… Ему было тогда четырнадцать.
— Столько же, сколько и мне.
— Конечно, он! — Согласились мы. — Другого там не могло быть…
Эта встреча произошла в конце семидесятых годов, когда нам обоим приближалось к пятидесяти. Помню, я попросил тогда польских коллег передать Завадскому вместе с поклоном книгу о своем военном детстве. Она посвящалась «Мальчишкам Сталинграда». Рядом с этим посвящением приписал его имя и фамилию.
Через некоторое время от Завадского в ответ получил его книгу на польском. Теперь было установлено, что мы те самые мальчишки-одногодки, которые почти сорок лет назад встретились на Волге в разоренном Сталинграде.
Дело оставалось за новой встречей в Москве или в Варшаве, что, как мы полагали, для нас обоих не было невозможным. Но люди предполагают, а время располагает…
Как я уже говорил, попасть в Польшу довелось почти через десять лет, когда друга военного детства уже не было в живых.
Печальный, с противным ощущением перебоев в сердце, бродил я по Варшаве, и меня не могла утешить та расхожая фраза, которую мы говорим, когда навсегда прощаемся с друзьями. «Рано уходят фронтовики, до обидного рано…»
5
Зная, что Завадского уже нет, я рассчитывал на другие встречи. Собственно, они уже произошли, когда жил на Урале, а теперь в Польше надеялся на их продолжение.
Первая была в конце пятидесятых, а вторая на пять-шесть лет позже. Расскажу о первой.
В Свердловском аэропорту я встретил легендарного человека Александра Васильевича Кузнецова, подвиги которого в минувшей войне были не меньше, чем подвиги его знаменитого однофамильца и земляка разведчика Николая Кузнецова. Кадровый военный летчик, награжденный орденом Красного Знамени за первые бои с немцами, получает высшую награду Золотой Крест возрождения Польши и становится ее национальным героем… Защищая воздушные подступы Москвы, осенью сорок первого попадает Александр Кузнецов в плен к фашистам. Осенью сорок второго года с помощью польских патриотов-коммунистов бежит из Лодзинского концлагеря и организует диверсионную группу из поляков и русских, которая в ночь на 1 Мая взрывает немецкий эшелон. Это была первая крупная операция его диверсионной группы, из которой потом росли партизанские отряды по всей Польше.
За два года партизанских действий в районах Лодзи, Варшавы и других городов имя этого партизана по кличке «Сашка-летчик» становится легендарным. Вот несколько выдержек из характеристики этого человека, которая ему выдана руководителями штаба партизанской борьбы в Польше.
«…Преследовался тайной жандармерией. Немецкое командование приняло все меры к поимке Кузнецова и обещало вознаграждение за поимку Кузнецова 10 000 марок. Ввиду чего т. Кузнецов вынужден был покинуть г. Лодзь и 6 мая 1943 года создал партизанскую группу, с которой вышел в район юго-западнее Варшавы. Позднее т. Кузнецов командовал несколькими отрядами и диверсионными группами в районах Жирардув, Скерневице, Прушкув…
В борьбе с немецкими оккупантами был трижды ранен. Действующие под его командованием отряды в вышеуказанном районе пустили под откос 18 воинских эшелонов, кроме того, отряды, руководимые т. Кузнецовым, взрывали мосты, нападали на немецкие караулы.
…Зимой 1943—1944 годов т. Кузнецов организовал курсы командиров партизанских отрядов. Одновременно он собирал агентурные данные для Красной Армии, которые передавались в Генеральный штаб Красной Армии. …Проводил широкую партийную агитацию среди мирного населения Польши, чем помогал ППР.
При отступлении немецкой армии от реки Западный Буг т. Кузнецов со своими отрядами нападал на немецкие обозы, уничтожал живую силу и технику.
23 июля 1944 года своими отрядами занял город Михув, где восстановил полный порядок и помог наступлению частей Красной Армии.
Занимался разминированием мостов, захватил два танка и создал условия для продвижения частей Красной Армии…»
Другая встреча произошла в небольшом уральском городе Михайловском. Старейший кадровый рабочий Завода обработки цветных металлов Иван Егорович Чекасин, который всю свою жизнь (исключая войну), безвыездно прожил на Урале, вдруг стал собираться в Польшу… на свою родину. Эта весть взволновала весь город. Оказывается, у Ивана Чекасина совсем другие имя и фамилия, да и по национальности он не русский, а поляк. Он, Ян Якубовский, родился в Польском воеводстве, там, в селенье Гурки, живут два его родных брата: Тадеуш и Эдвард Якубовские. Обо всем этом шестидесятилетний Иван Чекасин узнал недавно и вот сейчас с женою собирается ехать в
