взгляда этого человека. Ладно, дам шанс этому свами, прочту пару его книг."
Он пошёл к книжной лавке ашрама, которая тогда была лишь небольшой полочкой. Только что на тамильском была опубликована Улладу Нарпаду (Сорок Стихов о Реальности) Бхагавана. Он купил её, думая, что сейчас сможет дать оценку свами, которого только что встретил. Он хотел выяснить, достоин ли этот свами его восхищения! Однако, прочтя первую строфу, он не понял ни единого слова. Он недоумевал, что происходит. "Когда я смотрел на него, во мне что-то зажглось помимо моей воли," думал он. "Не знаю, что тому причина. Я хочу оценить его, но не понимаю ни единого слова, написанного им на тамили." Он спросил прохожего: "Вы знаете Улладу Нарпаду? Вы понимаете его смысл?" Человек ответил: "Я тоже не понимаю смысла. Но сегодня Бхагаван будет читать стихи и объяснять их. Почему бы вам не остаться?" Нараяна Айер подумал: "Останусь и дам свами ещё один шанс." Петля затягивалась!
Шри Бхагаван с суб-регистратором Нараяной Айером и членами его семьи
В тот вечер Бхагаван читал стихи своим невероятно мелодичным голосом, делая каждое слово настолько простым и лёгким для понимания, что Нараяна Айеру оставалось гадать, не гипноз ли это. "То, что он сейчас читает, я понимаю; до этого же я не мог понять ни единого слова", думал он. Пока его ум был в этом состоянии, Бхагаван, прервав чтение, сосредоточил на нём всё своё внимание. В те ранние годы вокруг Бхагавана собиралось лишь небольшая тесная группа. Люди стали стекаться в ашрам только в 40-х годах. До этого Бхагаван мог часто смотреть прямо на выбранного им человека. Нараяна Айер был загипнотизирован как Бхагаваном, так и стихом, который тот читал. Он вспоминал: "Объясняя стих двадцать первый, Бхагаван говорил: 'Бога нельзя увидеть ни нашим зрением, ни чувствами. Видеть Бога, значит быть Богом. Вот о чём этот стих.' Один из слушателей, Дандапани Свами, довольно смело спросил: 'Бхагаван говорит это из собственного опыта?' На этот вопрос в лоб Бхагаван ответил спокойно и доброжелательно: 'В противном случае, неужели я осмелился бы говорить так?'"
При этом заявлении странное чувство овладело Нараяной Айером. Всё его тело затряслось, а когда он взглянул на Бхагавана, он увидел вокруг него великолепную сияющую ауру. Нараяна Айер испытал переживание 'видеть Бога, значит быть Богом', и его посетила мысль: "Если тот, кого все религии называют Богом, должен явиться передо мной во плоти и крови, то вот он!" Внутреннее переживание убеждало Нараяну Айера, что Бхагаван был самим Богом. Он говорил: "С этого момента я ничего не мог с собой поделать — я стал рабом Бхагавана." Он объяснял мне: "Ганешан, я отказывался уступать любому интеллектуальному убеждению о Боге. Следовательно, Бхагавану пришлось дать мне переживание, что он есть Бог." Я не отставал: "Как сказал Бхагаван, Нараяна Айер стал Богом, чтобы испытать Бога!" Он обнял меня и подтвердил: "Да, это верно! Чтобы познать Бога, человек должен стать Богом. Нет другого способа."
Думаю, что исключительно благодаря благословениям Бхагавана Нараяна Айер рассказывал мне о своих переживаниях. Возможно, Бхагаван хотел, чтобы всё это было опубликовано. Много раз Нараяна Айер приходил в офис ашрама, вытаскивал меня наружу и вёл к коровнику или к подножию горы. Там он рассказывал мне свои истории, в которых рефреном звучало: "Я не заслужил той подчёркнутой нежности от Бхагавана. Вероятно, я совершил что-то хорошее в прошлых жизнях; в этой жизни я не выполнял ни пуджу, ни садхану, чтобы заслужить такое особое внимание и любовь от него".
Однажды я попросил его пояснить, что он имел в виду и что он чувствовал, когда заявлял, что для него Бхагаван был Богом. Не то, чтобы я сомневался в переживании Нараяна Айера — просто я хотел услышать это из его собственных уст. Он сказал: "Бхагаван это сам Бог, и говоря это, я не имею в виду Бога любой религии, но универсальный принцип чистого сознания. Я не хотел бы сравнивать его с кем-то из прошлых персонажей, поскольку нет смысла сравнивать инкарнации этого единого принципа, который не имеет второго. Однако, для нашего понимания, если это необходимо, то сравнить его можно только с Буддой или Иисусом Христом". Он продолжал: "Когда я говорил с Бхагаваном или сидел в его присутствии, было такое чувство, что это сам Бог сидит и говорит. Нам несказанно повезло, что высшее сознание, облачившись в форму человеческого тела, милостиво снизошло на наш уровень понимания и объяснило нам истину атма видьи — мудрости Я. Такие мысли помогали мне понять Бхагавана и его учения более ясно."
Я сказал Нараяне Айеру, что когда я пришёл жить в ашрам навсегда, я не совсем понимал Веданту. В то время мне было двадцать четыре года, и хотя я был магистром философии и был знаком как с западной, так и с восточной философией, я не мог ухватить смысл Веданты — сути индуистской религии. Особую трудность вызывала её сложность и обширность. Некоторые обитатели ашрама говорили мне: "Выучи санскрит и изучай работы Ади Шанкара, тогда сможешь понять учения Бхагавана." Нараяна Айер спросил: "И что ты им отвечал?" Я ответил: "Нараяна Айер, я чувствовал, что выполнение садханы, любого вида садханы, было более важным, чем собирание знаний о различных религиях и философиях."
Нараяна Айер сказал: "Я был в точности в таком же состоянии, когда задавал вопросы Бхагавану. Послушай, как Бхагаван в один миг разрешил мою проблему. Однажды в холле какие-то очень учёные люди обсуждали части Вед, Упанишад и других религиозных текстов на санскрите. Бхагаван всё великолепно разъяснил, это действительно было зрелище, которое стоило помнить и чтить! Глядя на них, я думал, что этим учёным людям сильно повезло, ведь они могли делиться своей учёностью с Бхагаваном. У них был жаркий интерес к познанию и в то же время глубокое понимание предмета. Что я был в сравнении с ними? В знании писаний я был полным нулём, и я чувствовал себя несчастным. Эти мысли крутились у меня в голове. После того, как учёные ушли, Бхагаван повернулся ко мне и произнёс: 'Что?' и заглянул глубоко мне в глаза, словно читая мои мысли. Не давая мне возможности ответить, он продолжил: 'Это всего лишь шелуха. Книжное знание и умение наизусть повторять писания абсолютно бесполезны. Чтобы знать истину, нет нужды подвергаться муке изучения.' Затем он изрёк нечто невероятно красивое: 'Истина достигается не за счёт чтения. Быть
