Мэл сидела неподвижно, как статуя. Она была слишком потрясена, чтобы говорить. Тушь Хелен расплылась от слез, ее влажный рот дрожал.
— Вы сумасшедшая, — выдохнула Мэл. У нее было такое чувство, что она стала героиней мыльной оперы. — Как вы можете быть моей матерью?
— Я твоя мать, — настаивала Хелен. — Я хотела подготовить тебя к этому, но, наверное, после стольких лет разлуки с тобой я стала грубой и неосторожной.
— Вы что, думаете, что я недостаточно натерпелась? — Мэл вскочила с кровати, забыв на секунду о больной ноге, но закричала от острой боли.
— Не становись на нее, — воскликнула Хелен, поддерживая Мэл и усаживая обратно на кровать.
Мэл вздрогнула от ее прикосновения.
— Убирайся, сука! Ты такая же сумасшедшая, как Эдвард.
— Уйду, когда ты сможешь меня понять. — Хелен села рядом с Мэл, которая с ужасом продолжала смотреть на нее. — Посмотри на меня Мэл, посмотри. Мои глаза другой формы, но они такого же цвета, как у тебя. У нас овальные лица, одинаковые скулы и цвет лица. Но больше всего похожи наши губы. Я не понимаю, почему этого никто не замечает.
Мэл отползла на другую сторону кровати подальше от Хелен. Но несмотря на то что девушка была напугана и шокирована, она не нажала кнопку. В глазах Хелен не было безумия, только боль. Камелия посмотрела на ее губы и увидела неопровержимое доказательство. Сколько мужчин отмечали чувственность ее выступающей нижней губы. И сейчас, глядя на Хелен, она понимала, что они имели в виду.
— Ты была моим ребенком, но я ни одной душе об этом не сказала! — прошептала Хелен. — Все эти годы я прожила с этой болью. Слава и деньги не смогли ее заглушить. — Голос Хелен стал очень тихим. — Мы с Бонни заключили договор: я должна была обо всем молчать, а она — опекать и воспитывать тебя. Но если бы я знала, что Джон умер, а Бонни перестала о тебе заботиться, я уже давным-давно признала бы тебя, не важно, что случилось бы с моей карьерой.
— Не могу в это поверить! — Мэл заплакала.
— Тогда посмотри на это! — сказала Хелен, поднимая с пола сумку и доставая оттуда несколько фотографий. Она мельком взглянула на них и передала две Камелии.
Мэл перевела дыхание и стала их рассматривать. На одной ей было примерно четыре года, она сидела в большом отцовском кресле — толстая девочка с серьезным лицом и длинными черными волосами. На ней было красивое платье, белые носочки и узорные кожаные туфли.
Вторая фотография была очень старой. Она выцвела и потускнела, но на ней, казалось, был изображен тот же ребенок. Снимок был сделан в старинной студии, девочка стояла возле искусственной цветочной арки. Мэл перевернула фото и увидела старую запись, имя и адрес: «Абрахам, Майл-Энд-роуд, Ист-Лондон». Фото было датировано 1932 годом.
— Это ты? — спросила Мэл, хотя она и так видела, что это Хелен.
— Да. Я думала, что все мои детские фотографии утеряны во время войны, — сказала Хелен. — Но у славы есть свои преимущества — многие люди присылали мне мои вещи. Наверное, моя мать сшила фотографу две рубашки за этот снимок. Он прислал мне копию после моего первого фильма. Он знал, что моя мать была убита при бомбежке, и, наверное, догадался, что все мои детские снимки пропали.
Она достала еще одну фотографию и передала ее Мэл. На этом снимке Хелен было девять или десять лет, она была гораздо толще и некрасивее, чем на предыдущих фотографиях. Она стояла рядом с невысокой стройной женщиной, у которой были распущенные волосы и приятное лицо.
— Это тоже он мне прислал. Это моя мать, Мэл, Поли Фостер. Видишь, какая я толстая? Я слышала, что ты тоже была полной в этом возрасте.
Мэл показалось, что всех этих лет как не бывало. Хелен выглядела точно так же, как Мэл в таком возрасте: складка жира на животе, толстые ноги, а высокие скулы спрятаны за круглыми щеками.
— Бонни меня удочерила?
— Нет, мы обошли закон. Должна сказать, что мы его даже не нарушали. Это было моральным преступлением. Но по молодости мы опрометчиво думали, что помогаем друг другу.
— Я не понимаю.
— Я должна вернуться к своему рассказу. Потерпи, милая, если тебе кажется все это бессмысленным. Я хочу, чтобы ты знала все и представляла себе полную картину. Все началось в 1946 году, когда Бонни влюбилась в Магнуса. Если бы этого не случилось, мы оказались бы в Голливуде вдвоем, но когда она познакомилась с ним, все ее амбиции испарились. Все, что ей было нужно, — это семья, дом и дети.
— Так она на самом деле его любила?
— О да. Бонни играла со многими мужчинами, как ты, наверное, знаешь, но она искренне любила Магнуса, который был тогда женат. Но ты уже слышала его историю.
Мэл кивнула.
— Тогда ты, наверное, знаешь, как Бонни познакомилась с Джоном Нортоном?
Мэл снова кивнула.
— Она тоже его любила? — Мэл боялась услышать, что такого доброго, любящего человека использовали.
Хелен, наверное, догадалась, о чем думает Мэл, она взяла ее за руку и сжала ее.
— Я не могу сказать, что Бонни любила его с самого начала, но все же она обманом женила его на себе. Но, Бог мне свидетель, в тот день, когда они обменялись клятвами в церкви, Бонни на самом деле была влюблена в него. Я немного забегаю вперед. Я все еще не рассказала тебе, как получился этот брак и что тогда со мной произошло.
Хелен замолчала на минуту, зашла в ванную и выпила там воды. Потом она вернулась и села на кровать рядом с Мэл.
— Когда Магнус оставил Бонни, она очень сильно переживала. Ей даже пришлось на некоторое время поехать к родителям в Дагенхам. Я выступала с пантомимой в Хампстеде, где и встретила Рэймонда Кеннеди, твоего отца. У меня с Рэем был роман, который длился несколько месяцев. Это была веселая, легкая интрижка, которая закончилась, когда я вернулась к Бонни и к гастролям по провинциальным городам. Как бы то ни было, Бонни начала встречаться с Джоном, особенно тогда, когда мы были в разлуке. Она решила во что бы то ни стало выйти за него замуж. В конце нашего тура мы провели выходные в Лондоне. Бонни пошла на встречу с Джоном, а я поехала в Хампстед, чтобы снова увидеться с Рэем. Эти выходные были судьбоносными для нас обеих. Бонни обручилась с Джоном, а мне дали главную роль в театральной пьесе «Оклахома». Через несколько недель я поняла, что беременна.
— Бонни тоже была беременна? — спросила Мэл.
— Нет, но, возможно, из-за меня или потому, что мы больше не могли выступать вместе, Бонни сказала Джону, что тоже ждет ребенка. До сегодняшнего дня я не понимала, зачем она это выдумала. Она сказала, что поступила так, потому что Джон сказал, что женится на ней через два года, а Бонни никогда не любила ждать. Вот такие у нас были дела. Я была беременна и мечтала, чтобы это было не так, а Бонни мечтала иметь ребенка. Джон не назначил бы день свадьбы, не имея доказательств ее беременности. Бонни уговорила меня назваться ее именем во время осмотра на Харли-стрит. Она сказала, что сразу после свадьбы притворится, что у нее был выкидыш.
