— Я тоже хочу начать с этого, просто не могу решиться, — ответила актриса дрожащим голосом. — Понимаешь, когда полицейские сказали мне о том, что сделал Эдвард, я была растеряна и подавлена.
— Вам необязательно вспоминать об этом. — Мэл заставила себя улыбнуться. Нервозность Хелен оказалась заразительной. Камелия прикоснулась к кнопке звонка и нажала пальцем на кровать, тренируясь. — Все, с чем вы сегодня ко мне пришли, надо было рассказать давным-давно. Я не считаю вас виновной.
— Но я имею к этому отношение, — возразила Хелен, наклоняясь вперед, как бы для того, чтобы подчеркнуть это. — Это я подлила масла в огонь. Всю мою жизнь Эдвард был для меня как брат, и я знала, каким ревнивым он может быть. Мне надо было подумать об этом и не позволять ему забирать письма из газеты.
— Но я вам никто, — сказала Мэл как бы между прочим. — Вы могли бы предположить, что он хочет навредить мне, если бы подозревали его в убийстве Бонни.
Хелен замолчала. Взгляд у нее был взволнованный и растерянный.
— Когда Магнус рассказал мне, что Бонни утопилась и что это могло быть не самоубийство, я ни на секунду не подумала о том, что это мог сделать Эдвард. Но сейчас, когда стали известны многие факты, я считаю, что мне следовало это предположить. — Она замолчала и тяжело вздохнула. — Эдвард рассказал тебе, как мы познакомились с Бонни в 1945 году?
Мэл кивнула.
— Он очень плохо отзывался о моей матери, — произнесла она хриплым голосом. — Кстати, он назвал ее ядовитой.
— Сначала он так не думал, — проговорила Хелен. — Но позволь мне рассказать все с самого начала. Настроение в стране, тяжелые военные годы, надежды на будущее — все это задавало тон того времени.
Только представь, Мэл! Мне было тринадцать, когда я потеряла мать во время воздушного налета. С четырнадцати лет я работала официанткой и уборщицей. У меня совершенно ничего не было, даже приличного платья. Потом, спев несколько песен в ночном клубе, я получила шанс выступать на сцене Вест-Энда. Бонни тогда было шестнадцать, она уже целый год гастролировала с танцевальным номером по стране. Эдвард участвовал в нескольких пьесах и мюзиклах, мы с ним сразу подружились Он был настоящим джентльменом, очень спокойным, у нас было много общего. С Бонни я познакомилась немного позже, в тот день, когда мы узнали, что Гитлер умер и победа близка.
Мы с Бонни вместе отпраздновали День ветеранов. На нас были смешные матросские кепки, мы махали ленточками, кричали, изображая сирену, и целовали солдат, как делали тогда все. В тот вечер мы оказались на вечеринке, устроенной американскими солдатами военно-воздушных сил. События того вечера и последующих недель крепко нас соединили. Тогда мы бросались на все: на красивую одежду, на блеск, успех, деньги и славу. В то время мы думали, что все это ждет нас за углом, надо лишь протянуть руку.
— А Эдвард, какое он имеет к этому отношение?
— Он считал, что мы с ним будем постоянными партнерами по сцене, — сказала Хелен, слегка улыбнувшись. — У нас очень хорошо получался комический скетч, он все время пользовался успехом. Но судьба над нами жестоко подшутила. Это долгая история, которую я тебе когда-нибудь расскажу. Короче говоря, тогда нам троим пришлось уйти из театра и найти себе другую работу.
Мы стали разъезжать по провинциальным театрам и приморским городам, выступая с пантомимой. Мы с Бонни придумали номер с танцами и песнями, а Эдвард аккомпанировал нам на пианино. Только тогда между Бонни и Эдвардом возникли явные разногласия.
Они всегда кричали друг на друга. Эдвард считал, что Бонни плохо на меня влияет, а она возмущалась из-за того, что не вся моя дружба принадлежит ей. Я любила их обоих по совершенно разным причинам, а они ругались и поливали друг друга грязью. В конце концов я научилась держать их по разные стороны моей жизни.
— Но в основном вы были с Бонни?
— О да! В отличие от меня она была прекрасной танцовщицей, а я хорошо пела. Вместе мы были неотразимы и пользовались популярностью. Но я хочу рассказать не о театральной деятельности, а о силе нашей дружбы. Мы были подругами, сестрами и одновременно матерью и дочерью. Мало людей могут похвастаться такими близкими отношениями. Что бы ни случилось потом, я всегда дорожила этими воспоминаниями.
Мэл снова вспомнила Би. Она прекрасно понимала Хелен.
— Как бы я хотела, чтобы мама рассказала мне о вас, — сказала она. — Почему она не сделала этого?
— Я объясню это чуть позже, — ответила Хелен. — Трудно понять, что к чему, если не знаешь все с начала. Когда я улетела в Америку, то продолжала поддерживать связь с Бонни, но потом, когда Эдвард ко мне присоединился, полагаю, я позволила ему думать, что она исчезла из моей жизни.
— Но она на самом деле исчезла. Зачем ему понадобилось ее убивать?
Хелен не решалась продолжить.
— Есть такие вопросы, на которые я не могу ответить, — наконец произнесла она. — В последний раз, когда я здесь была, тебе было четыре года. Мы с Бонни тогда очень сильно поссорились, и после этого, если честно, у меня в Англии больше никого не осталось. Но Эдвард возвращался сюда каждые полгода. После того как меня допросила полиция, мои помощники в Голливуде проверили все дневники и записи Эдварда, чтобы узнать, совпадал ли один из его визитов с датой смерти Бонни. Но пока они ничего не нашли, кроме адреса в Рае, того, по которому ты жила после смерти Бонни. Тогда я предположила, что Эдвард перехватил письмо Бонни ко мне и взял все в свои руки.
— Вы думаете, это был шантаж?
Хелен пожала плечами.
— Может быть. А может, просто просьба о помощи. Но я подумала, что Бонни говорила о нашем секрете.
— Какой секрет? — Мэл больше не могла сдерживать себя. — Ради Бога, скажите мне, кто мой отец, и покончим с этим.
Хелен задрожала, ее глаза наполнились слезами.
— Его нет среди тех мужчин, с которыми ты пыталась связаться. Его зовут Рэймонд Кеннеди. Он был продюсером «Литтл Сиатре» в Хампстеде.
Мэл была так поражена, услышав незнакомое имя, что не заметила, как Хелен встала и подошла к окну.
— Продюсер, — повторила Камелия задумчиво. — Все только усложняется. Он пообещал, что тоже заберет ее в Голливуд? Или все это было ради вас? Он продвинул вас, а не Бонни?
Когда ответа не последовало, Мэл оглянулась. Хелен прижалась лбом к стеклу, опустив плечи.
— Простите, — еле слышно проговорила Мэл. — Я немного перегнула палку? Но вы же видите, как я устала от недомолвок и интриг.
Хелен повернулась, по ее щекам двумя ручейками текли слезы.
— Почему вы плачете? — Мэл удивленно посмотрела на Хелен. — Я вам никто, всего лишь девушка, которая хочет узнать правду. Зачем столько эмоций?
— Я не могу спокойно это слышать, — ответила Хелен, опускаясь рядом с Мэл на колени. — Видишь ли, я твоя мать.
Наступила мертвая тишина. Казалось, даже птицы в саду замолчали.
