Мэл открыла рот от изумления. Все это было так странно. Но она все еще помнила, что Бонни получала желаемое любой ценой.
— Свадьба состоялась, и я была подружкой невесты, — добавила Хелен. — Молодожены переехали в дом Джона, Чеснат в Сомерсет.
— А как же ты? — спросила Мэл. — Что ты делала все это время?
Хелен глубоко вздохнула.
— Я играла в «Оклахоме». Я хотела сделать аборт, но не решилась на это. Я продолжала выступать в шоу, носила тугой корсет и надеялась на чудо.
— Но как же Рэй?
— Я не хотела говорить ему по разным причинам, о которых расскажу тебе в другой раз. Тогда Бонни была для меня самым близким человеком. Только ей я могла рассказать о своей беременности. В то время иметь внебрачного ребенка считалось страшным позором. Я каждый день писала Бонни письма, а она присылала мне соболезнования и всегда добавляла, что поможет мне, когда придет время. Я решила, что останусь в шоу до конца октября, а потом перееду куда-нибудь поближе к Бонни, например в Бристоль, сниму дешевую комнату и отдам тебя на удочерение.
— Но меня взяла Бонни?
— Да, но все было не так просто, милая. Когда я приехала в октябре к Бонни, Джон был в Америке, а она призналась, что все еще притворяется беременной. Она всегда была легкомысленной, но на этот раз она рубила сук, на котором сидела. Я старалась ее переубедить, уговаривала сесть и написать Джону всю правду, но у нее были веские причины этого не делать.
— Какие? — спросила Мэл.
Хелен вздохнула.
— Я не собиралась говорить тебе об этом прямо сейчас, но боюсь, что мне придется это сделать. Понимаешь, в 1945 году Бонни делала подпольный аборт. Тогда ей занесли инфекцию, и после этого у нее начались проблемы. После свадьбы она пошла к специалисту, который сказал ей, что она никогда не сможет иметь детей.
Мэл кивнула. Она понимала: любая женщина была бы разбита после таких новостей, тем более Бонни. Она никогда не призналась бы в этом Джону.
— И тогда она придумала план, — продолжала Хелен. — Сначала я была шокирована, но потом согласилась с ней. Бонни нужен младенец, чтобы показать его Джону, а я хотела найти дом для своего ребенка. У меня не было ни денег, ни семьи. У Бонни же было все: любящий муж, красивый дом и безопасность. Мы поменялись именами — в больнице я выдала себя за миссис Нортон, а потом отдала ей ребенка. Никто не знал, что Бонни не рожала, даже Джон.
Мэл была поражена.
— И ты согласилась на это?
Хелен кивнула, в ее глазах снова появились слезы.
— У меня не было выбора, — прошептала она. — Иначе мы жили бы с тобой в дешевой комнатушке, пытаясь свести концы с концами, или мне пришлось бы отдать тебя в приют, чтобы пойти работать. Я по собственному опыту знала, как тяжело было тогда матери-одиночке. Меня саму так воспитывали. Поли была прекрасной матерью, о такой можно было только мечтать. Ради меня она с радостью бросила сцену. Но жилось нам очень тяжело. К тому же тогда ходили слухи, что дети, отданные на усыновление, попадали в переполненные приюты или их отправляли в Австралию. А так я по крайней мере знала, что Бонни и Джон будут любить тебя и заботиться о тебе.
Мэл понимала, что в 1949 году одинокой матери с ребенком пришлось бы несладко.
— Но я не понимаю, как ты это скрыла? А если бы кто-то заподозрил?
— Это оказалось намного проще, чем можно себе представить. Никто не спрашивал подтверждения личности у рожениц. В те годы, сразу после войны, в больницах было мало записей. Дом в Сомерсете был очень далеко. Там никто не знал Бонни, и в последние три месяца мы просто менялись ролями, если было нужно. Мы сделали для Бонни подушку, которую она носила под платьем для беременных. Я осветлила волосы и на приеме у врача представлялась как Бонни. Она купила черный парик и представлялась моей подругой, в нем она провожала меня в больницу, когда меня отвезли в родильную палату.
Мэл вздохнула. Она поняла, что означают волосы, «похожие на проволоку». Сколько раз она читала и перечитывала ту строчку, раздумывая над тем, что за этим скрывалось.
— Но что было после того, как вам удалось провернуть эту аферу? Вы не чувствовали укоров совести?
— Тогда нет. — Хелен подняла глаза, ее красивое лицо исказилось от боли. — Все эти мучения пришли позже. Мы с Бонни были похожи на маленьких девочек, которые играют в куклы. Мы обе были рады, что нашли решение наших проблем. Последние три месяца беременности я была очень счастлива. Мы все с Бонни делали вместе: украшали детскую кроватку, шили одежду, обустраивали твою комнату. Бонни стала матерью еще до твоего рождения.
Мэл разрывалась от противоречивых эмоций. С одной стороны, она знала, что это правда, и пыталась ее принять. Но с другой стороны, она цеплялась за добрые, нежные эпизоды своего детства и не могла поверить в то, что Бонни не была ее настоящей матерью.
— Как бы я ни упрекала себя, но по крайней мере я не отдала своего ребенка незнакомцу, — сказала Хелен хриплым голосом. — Бонни была рядом со мной во время родов, она взяла тебя на руки сразу после того, как ты родилась. С того самого момента она тебя полюбила. Когда мы принесли тебя домой в Чеснат, она полностью ухаживала за тобой. Казалось, что она была твоей настоящей матерью.
— А Джон? Он знал об этом?
— Он вернулся из Америки в начале января. Он так был рад увидеть свою дочь, что не расспрашивал ни о чем. Никогда в жизни я не видела мужчину, который бы был таким замечательным отцом, как Джон. Он души в тебе не чаял.
Мэл знала, что это была правда. Она помнила, как он ее купал, мыл ей волосы. Он был внимателен к ней, и у него всегда находилось для нее время.
— Разве у тебя не было сомнений?
После этих слов Хелен сорвалась. Она закрыла лицо руками и зарыдала. Мэл хотелось обнять ее и успокоить, но она не могла.
— Их было очень много, — всхлипнула она. — Джон и Бонни могли дать тебе все, а у меня ничего не было. Было время, когда мне хотелось схватить тебя и убежать, но тогда я зашла уже слишком далеко. Тебя записали как ребенка Джона и Бонни. Их родители, друзья Джона, родственники — все стояли в очереди, чтобы посмотреть на тебя. Каждый день приходили открытки и подарки. А мне некуда было тебя забрать.
Мэл замолчала, раздумывая над сказанным. Дружба между Бонни и Хелен не вызывала сомнений. Их отношения очень напоминали Мэл их с Би дружбу. Если бы они с Би оказались двадцать лет назад в таком же положении, они могли бы поступить так же.
— Но если вы вместе прошли через все это, почему же вы расстались?
Хелен вытерла лицо кружевным платком.
— Мы договорились. Я буду тетей Элли, подругой семьи, а Бонни должна была каждый месяц писать мне письма, присылать фотографии и обстоятельные доклады о тебе. Тогда я сказала Бонни, что боялась зависти, которая могла прокрасться между нами. И я была права, так и вышло.
