или ради успеха. Я лишь хотела доказать себе самой, что я на что-то способна.
В самом деле, ведь семья Маргарет Вест, известная своим невероятным богатством, издавна считалась одной из первейших в Техасе. Неустрашимые пионеры, Весты уже после испанцев стали одними из первых поселенцев в Сан-Антонио[369]. Они отличались смелостью и силой духа, которые конечно же унаследовала и Маргарет. Семья жила на ранчо в сорок тысяч акров[370], находившемся в ста милях от Сан-Антонио.
У ее родителей было двое детей, Маргарет и ее младшая сестра, так что они, будучи уже в преклонном возрасте, хотели, чтобы обе дочери жили где-нибудь поблизости.
— А моя карьера в те годы, — сказала Маргарет, улыбнувшись, — заставляла меня ездить по всей стране, вдоль и поперек. Вот папа в конце концов и сказал мне: пора, мол, вернуться домой, довольно уже «баловаться» музыкой…
Маргарет была не такой уж выносливой и физически сильной и сейчас как раз выздоравливала после серьезной операции. Правда, она так и не перестала «баловаться» музыкой и теперь работала над большим музыкальным сочинением, которое собиралась назвать «Техасская рапсодия».
Как это бывает у женщин, которые начинают доверять друг другу, разговор неизбежно зашел о мужчинах. Маргарет была замужем за крупным галеристом, торговцем произведениями искусства. Детей у них не было, и в их браке уже возникли первые признаки серьезных трений из-за большой разницы в отношении обоих супругов к окружающему миру, впрочем, они и жили-то в очень разных мирах. Ее муж, Билл, без конца ездил в Европу, мотался по крупным американским городам. Ему это очень нравилось: такая жизнь максимально соответствовала его неугомонной, непоседливой натуре.
А Маргарет предпочитала свить гнездышко, ей хотелось поселиться в одном месте и никуда больше не двигаться. Более того, климат восточного побережья не был ей показан, куда больше ей нравилось жить в Калифорнии. Соответственно, они с мужем чаще всего жили порознь, и такая физическая удаленность не могла не сказаться на их отношениях и взаимных чувствах.
Время пролетело в приятной беседе, и не успели мы оглянуться, как изящные мейсенские часы на каминной полке пробили четыре часа дня. Я стала собираться уходить, но Маргарет уговорила меня остаться на чай. Было очевидно, что она очень одинока, и я охотно согласилась. Она спросила о моих планах на будущее, и я ответила, что в целом они совершенно неопределенные, вот разве что в июне я собираюсь наконец отправиться в Европу. Услышав это, она ужаснулась:
— Ни в коем случае! Билл оттуда только что вернулся. Говорит, что на всем континенте полный хаос. Там одни руины, царит разруха. Пола, та Европа, которую ты знала, уже погибла, ее похоронили. И возродить то, что было, никогда не удастся.
— Да, но то же самое можно сказать про любое место, повсюду. Мы ведь пережили всемирную войну. Люди теперь думают иначе, чем когда-либо раньше, и ведут себя иначе. Даже здесь, в Америке, все уже не то, что было прежде…
— Пожалуйста, Пола, подумай хорошенько!
— Мне не о чем думать. Мне туда надо во что бы то ни стало. Там моя мать. Она очень старая, и я ей нужна. Потом, у меня в Европе есть кое-какая собственность, мне еще нужно разобраться и с нею. Кстати, там есть возможность получить работу. Мне из Испании прислали небезынтересные предложения.
— То есть где тебе предложат сниматься в кино, туда ты и поедешь, из одной страны в другую. Прямо как цыганка, только у тебя караван киноактрисы.
Я рассмеялась:
— А почему бы и нет? Это, наверно, у меня в крови. Мой отец, говорят, был наполовину цыганом.
В оставшиеся до моего отъезда недели мы с Маргарет виделись не раз. То на званых ужинах, то на иных светских мероприятиях я с каким-нибудь кавалером и Маргарет со своим мужем составляли компанию из четырех человек. Однажды и Маргарет устроила вечеринку, но такую, что я ее никогда не забуду. Она решила, что хорошо было бы устроить исполнение своей «Техасской рапсодии», которую она уже завершила. Она ангажировала прекрасного пианиста, чтобы он сыграл это произведение, и пригласила всех своих старых друзей из радиосетевых компаний и из издательств.
В тот вечер гостиная в ее апартаментах в отеле «Пьер» являла собой иллюстрацию к списку «Кто есть кто в мире музыки». Маргарет была занята последними указаниями для пианиста и, конечно, очень сильно волновалась, как важные гости примут ее произведение, поэтому я непроизвольно оказалась в непривычной для себя роли — отчасти агента по продаже комбинированного страхования, а отчасти матери вундеркинда, которая заставляет его делать музыкальную карьеру… Во всяком случае, я старалась надлежащим образом настроить всех присутствовавших перед прослушиванием, чтобы они лучше восприняли то, что им предстояло услышать. Пианист взял первые ноты. Я прежде не слышала этой композиции, но меня сразу же поразило, насколько идеально эта музыка воплощала и самый дух юго-запада Америки, и связанные с ним чувства. Музыкальными средствами удалось воспроизвести всю широту техасских просторов и тот восторг, какой они вызывают. Успех этого вечера был ошеломляющим. Немедленно последовали предложения издать это произведение, сделать передачу на радио. Но Маргарет отказалась от всего: она считала, что ее творение недостаточно отработано, и хотела, чтобы первое исполнение полностью законченной «Техасской рапсодии» произошло в ее родном городе.
Наша дружба продолжала крепнуть. У нас было много общего, например, мы обе были одинокими, несчастными и нас отличало глубокое, прочувствованное восприятие произведений искусства. Наши характеры были взаимодополняющими во всех смыслах: если Маргарет была человеком сдержанным, спокойным, то я отличалась экстравертностью и темпераментностью. Ей удавалось утихомирить мои гневные взрывы негодования при столкновении с бездарными, посредственными поделками. Я же, как оказалось, обладала чудесным даром вытаскивать ее из уединения, чтобы она могла общаться и радоваться людям. В общем, прошло не так много времени, и мы стали не просто близкими, а закадычными друзьями.
Незадолго до дня моего отплытия в Европу мы с Маргарет встретились за прощальным ланчем в японском саду в старом отеле Ritz-Carlton. Когда подали кофе, я серьезным тоном сказала ей:
— Маргарет, я никогда не встречала ни одной женщины, подобной тебе: такой бескорыстной, такой щедрой. И ты никогда ничего не просишь взамен.
— А ты — самая умная и самая чуткая из всех, кого я когда-либо знала, — ответила она. — Я прошу лишь твоей дружбы, а это очень много!
— Конечно, вот моя рука. Сейчас… и до конца моей жизни.
Мы тепло улыбнулись друг другу. Больше ничего не требовалось говорить. Мы обе чувствовали истинную
