саду. На лепестки капают горячие слезы.
Каждый из нас вправе расставить приоритеты так, как посчитает нужным. Лично мне дороже мой ребенок, и если к своей жизни я могла относится играючи, то к его — нет. Теперь все будет иначе. И я обязательно справлюсь! Постараюсь.
До кладбища добираемся за полтора часа, но увидеть могилу Регины я так и не осмеливаюсь. Трусливо отсиживаюсь в машине и реву.
Не могу. Ступор. Ноги не идут. Протестует все внутри. А я ведь так хотела…
— Не плачь, милая, — по возвращении мама успокаивает меня, как может. — Я оставила цветы и передала ей от тебя привет.
Передала привет… Какая чушь!
Еще горше становится от ее слов.
Нет больше моей Регины. Я никогда не увижу ее солнечную улыбку и не услышу ее заразительный звонкий смех.
Никогда…
Дорога до клиники проходит как в тумане. Прийти в себя получается только в кабинете врача. Уже тогда, когда лежу на кушетке.
— Приблизительно семь недель. Сейчас мы видим полноценный эмбрион. Здесь, посмотрите.
Развернувшись, замираю в шоке. А ведь и правда. Вот он, мой ребенок. Совсем крошечный, с виноградинку.
Смотрю на него. Смотрю. В груди тепло разливается.
— На данном этапе происходят очень важные процессы, — рассказывает врач. — Закладка нервной системы эмбриона, отделов головного и спинного мозга. Формируются кости скелета, основные кровеносные сосуды, пищеварительная система, легкие, бронхи. Завершается формирование камер сердца. Можно услышать, как оно бьется.
Завороженно смотрю на экран, испытывая необъяснимые по своей природе чувства. Совершенно особенные. Невероятные.
— Как вы себя чувствуете? Если в целом.
— Меня постоянно тошнит. Иногда кружится голова. Почти всегда хочется спать, а еще запахи… Я стала очень остро на них реагировать.
— Поняла, привет, токсикоз. Одевайтесь, присаживайтесь. Запишу рекомендации, которым будет необходимо следовать.
— А токсикоз это нормально? — принимаю сидячее положение.
Дело в том, что раньше я не особо интересовалась подобными вопросами. В общих чертах что-то слышала от подруг, но не более того.
— Каждый организм индивидуален и по-своему реагирует на наступление беременности, — отзывается женщина, быстро печатая что-то на клавиатуре. — Не допускайте больших перерывов между приемами пищи. Схема простая: питаемся малыми порциями, но каждые три часа. Обязательно пьем достаточное количество жидкости. Ночной сон не менее десяти часов. Можно и днем прилечь, если ощущаете такую потребность. И конечно, избегаем стрессовых ситуаций.
Последнее — вообще мимо.
— Мне нужно принимать витамины?
— Да, я как раз до них и дошла. Простите, Бога ради, что не по теме, но можно будет взять у вас автограф? Для дочки, — поясняет доктор, улыбаясь. — Она очень любит ваши песни. Прям фанатеет. У нее в комнате даже висит плакат с вашим изображением.
В обычный день я бы, наверное, порадовалась тому, что стала настолько популярна, но сегодня нет.
— В обмен на ваше молчание, — говорю, забирая снимок и листок с рекомендациями.
— Разумеется. Есть понятие врачебной этики. Радовать прессу не побегу.
— Спасибо.
Искренне хотелось бы в это верить.
— Вот здесь, на блокноте. Она у меня, кстати, певицей стать мечтает. На гитаре играет. В Гнесинку хочет поступать, но я как-то не знаю, врачом ее вижу…
— Пусть поступает туда, куда хочет. Не вмешивайтесь и не решайте за нее. Ничего путного не выйдет, только время потеряет, как я.
Черканув девчонке пару мотивирующих строк, откладываю ручку.
— Ой спасибо! Вот моя Надюха обрадуется.
— До свидания.
— Всего доброго!
Покидаю кабинет уже понимая, что я — будущая мама. Теперь, когда увидела свою кроху воочию, могу в полной мере осознать весь груз ответственности.
— Сашенька, все хорошо? — мама встает с яркого кожаного диванчика и делает несколько шагов по направлению ко мне.
— Вроде да, — показываю ей заключение гинеколога и снимок.
Руки трясутся. Все тело буквально вибрирует. Я так взволнована…
Улыбаемся друг другу. Робко и очень осторожно. Думаю, по-женски она прекрасно понимает мое нынешнее состояние.
— Да значит… А ну сюда иди, — отец цепляет меня за локоть и тащит к окну. — Чему ты радуешься, безмозглая дура?! — цедит сквозь зубы.
— У меня будет ребенок, папа.
— Не будет! Не от него! — стискивает руку до боли. — Сейчас ты вернешься туда и подпишешь бумагу на прерывание. Поняла меня?
— Что? — в ужасе на него смотрю.
Мои надежды на хрупкий мир, способный зародиться между нами, в эту самую секунду разбивается на мелкие осколки. Как тот самый проклятый стеклянный стакан, который я намеренно грохнула о пол.
* * *
— Паша, отпусти ее, — вмешивается в разговор подошедшая к нам мама.
— Сегодня! Сейчас же! — рявкает он.
— Как можно быть таким жестоким! Это ведь маленький человек. Ты хочешь, чтобы я его убила? — еле сдерживаю рвущиеся наружу слезы.
Никогда не думала, что родной отец посмеет отправить меня на аборт. Просто в голове подобное не укладывается! А ведь так обязательно случилось бы, если бы тогда, в восемнадцать, меня не пронесло.
— Ты можешь сколько угодно ненавидеть Илью, но причем здесь мой ребенок!
— При том, что это его гены! Считаешь, недостаточно опозорила нашу семью? — цедит он зло.
— А у тебя есть семья? — выдергиваю свою руку из его захвата. — Речь о дочери, которая давно перестала для тебя существовать? Или о жене, брак с которой трещит по швам?
— Саша…
— Я не стану делать аборт, мама.
— Сделаешь, как миленькая! — брызжа слюной, орет отец.
— Не кричи на нее! Не дави! Оставь нас на пару минут.
— Растолкуй своей безмозглой дочери, что это — ее последний шанс исправить самую большую ошибку своей жизни. Вырастили на свою голову!
Горько усмехаюсь.
— Или сама туда идешь, — произносит с явственной угрозой в голосе, указывая пальцем на дверь кабинета гинеколога, — или, клянусь, это отродье из тебя дома насильно достанут!
— Паша, ты совсем ополоумел? — в ужасе косится на него мама.
— Ты не будешь рожать от него. Поняла? — его пальцы жестко сжимают мой подбородок.
— Не трогай меня! — вырываюсь и смотрю на него с ответной ненавистью.
— Идиотка! Еще спасибо мне скажешь!
Уходит с этажа, но перед этим дает какие-то указания своим амбалам-сотрудникам, дежурящим в холле.
Прикрываю веки. Чувствую, как дрожит губа. Как внутри все клокочет. От протеста. От неприятия.
Нет. Я не позволю убить моего ребенка. Не позволю!
— Что случилось? Вам плохо? — из приоткрывшейся двери выглядывает врач.
— Можно воды? — просит мама.
— Конечно.
— Ну-ка, давай зайдем в кабинет, — берет меня за руку.
— Я туда не пойду!
Предатели! Вокруг меня одни предатели!
— Пожалуйста, Саш, — транслирует взглядом мольбу. — Доверься мне.
Минуту спустя дверь за моей спиной закрывается на ключ. Если меня в очередной раз обманули, то я даже не знаю… Кому
