К счастью, мистер Боггис привык иметь дело с художниками, и непостоянство их нрава было ему прекрасно известно, поэтому он сообразил наконец, в чем дело, и пообещал в самое ближайшее время прислать за картиной парочку своих ребят.
– Мисс Фенела, в мирное время я сразу же прислал бы машину, – пояснил он, – но теперь – сами понимаете! – это невозможно. Моим людям придется ехать поездом до Криперса, и я очень надеюсь, что удастся поймать такси до Фор-Гейблз.
– Но вы отправите их первым же поездом? – умоляюще воскликнула Фенела, и мистер Боггис не только пообещал ей сделать это, но и сдержал свое обещание.
И все же не раньше, чем надежно упакованная картина очутилась на заднем сиденье такси, Фенела позволила себе наконец вздохнуть с облегчением.
Однако полного покоя все равно не наступило, пока девушка не проводила свой драгоценный груз на станцию и не услышала, уже по дороге в деревню, прощального свиста лондонского поезда, скрывавшегося за поворотом. Вот только тогда она разрешила себе окончательно расслабиться и подумать об Илейн.
Разговаривала ли Илейн с Саймоном прошедшей ночью или нет – Фенела и понятия не имела. Но вечером к столу гостья так и не вышла, отчего все почувствовали себя неловко и держались за обедом немного стесненно. Рекс еще до того, как ему сообщили о случившемся, ощутил всеобщее замешательство и не предпринимал никаких попыток вернуть былую непринужденную атмосферу, парившую накануне.
Сама Фенела находилась в подавленном состоянии, и, по всей видимости, отец разделял ее чувство. Только для My, самой юной и впечатлительной из всех, ситуация представлялась в крайне волнующем свете.
– Слушай, как ты думаешь, когда мы уснем, она проберется сюда с коварными намерениями, да? – спросила она у Фенелы, когда сестры добрались наконец до своих постелей, втащив предварительно портрет наверх, в спальню, и прислонив его к стене прямо напротив кроватей, лицом к ним.
– Надеюсь, нет, – отвечала Фенела. Она бросила взгляд на картину, маячившую у противоположной стены комнаты, и ощутила в душе почти такую же ненависть к портрету, как и к живому оригиналу.
«Омерзительная картина, – подумала девушка, – написана с жестокой горечью, которая прежде не отмечалась в работах Саймона!»
Зрелище Илейн, отраженной в зеркале, могло привести в уныние – если не испугать! – любого. Мышцы лица зрителя сами собой беспомощно обвисали в предчувствии старческого бессилия, словно подражая героине картины.
– Ох, я бы и сама с удовольствием ее уничтожила! – неожиданно вслух призналась Фенела.
My в изумлении уставилась на сестру.
– А я-то думала, ты недолюбливаешь Илейн!
– Нет, я не из-за нее… – пояснила Фенела.
– А-а, кажется, понимаю… – My уселась на краешек кровати, подперев руками подбородок. – То есть ты считаешь, что папа оскорбил своей картиной всех женщин вообще? Получилось, он лишает нас права обладать внутренней, духовной красотой… Разумеется, нам-то известно, что это всего лишь портрет Илейн и только Илейн, а мы – совсем другое дело, но, по-моему, большинство людей в определенной степени отождествляют себя с изображением, особенно если оно сделано достаточно искусно.
Тут настал черед Фенелы удивляться.
– Боже мой, My, ты говоришь потрясающие вещи! В твоем возрасте – и такая проницательность! И как только тебе удается?!
My, как обычно в ответ на комплимент, засияла, польщенная.
– Удается как-то… сама не знаю как. Просто я в последнее время все старалась продумать хорошенько. Взрослею, наверное?
– Да уж это точно… – согласилась старшая сестра. Она глубоко вздохнула, потому что последнее замечание вернуло ее в привычное состояние тревоги за будущее My.
Это Саймону легко – писать жестокие, почти издевательские портреты Илейн и называть их «Завтра»… А вот что ожидает завтра их – ее саму и бедных My, Сьюзен и Тимоти?
А ведь это «завтра» грозит каждому из них, и самое страшное, что, каково бы ни было будущее, оно зависит исключительно от Саймона!
– Да, картина окончена, – еще раз повторила Фенела сэру Николасу, изо всех сил пытаясь вспомнить, не сказал ли тот что-нибудь в ответ на ее предыдущие слова.
Дело в том, что мысли ее все это время витали слишком далеко и она вряд ли была в состоянии расслышать его слова.
– А с вас отец писал когда-нибудь портреты? – поинтересовался сэр Николас.
– В детстве – великое множество, – ответила Фенела, – но с тех пор – никогда. Если вам доведется побывать в галерее Тейт, то вы увидите там сделанный с меня набросок. Я ужасно его стесняюсь: девчушка лежит голышом и размахивает в воздухе игрушками.
– Но взрослые фотографии-то, наверное, у вас есть? – сказал сэр Николас. – Будет очень жаль, если вдруг в вашей жизни произойдет какое-нибудь знаменательное событие – богатое наследство получите или замуж выйдете, – и вдруг картина из галереи Тейт окажется единственной, которую смогут напечатать газеты?
Фенела рассмеялась. Она не ожидала найти в лице сэра Николаса Коулби человека с чувством юмора.
– Слушайте, вы меня не на шутку перепугали! Я сейчас же пойду и сфотографируюсь.
Они подъехали к повороту на Фор-Гейблз.
– Если торопитесь, не сворачивайте, – предложила Фенела, – здесь недалеко, я и пешком спокойно дойду.
– Нет, я довезу вас до самых дверей. Не забывайте, что я подрядился доставить вам продукты!
– Спасибо, – поблагодарила Фенела и вдруг неожиданно для самой себя добавила: – Приходите к нам обедать.
Не успела она выговорить слова приглашения, как уже пожалела о сказанном. Она увидела выражение лица сэра Николаса и со свойственной ей болезненной чувствительностью немедленно истолковала его как осуждение своей напористости.
– Но, конечно, вам не захочется… – начала она виноватым тоном.
Но тут сэр Николас подъехал к входной двери и, выжимая тормоз, оглянулся на девушку.
– Очень рад, мисс Прентис, – сказал он. – С удовольствием приму ваше предложение, если вы не передумаете.
Фенеле ничего иного не оставалось, как назначить точное время, после чего она поблагодарила его за помощь и быстренько выбралась из машины.
– Пожалуйста, не беспокойтесь, я сама справлюсь. Она распахнула входную дверь и занесла покупки внутрь.
Обернувшись, чтобы закрыть за собой дверь, девушка вдруг заметила, что сэр Николас все еще смотрит ей вслед, вовсе не собираясь уходить.
В первый момент Фенела подумала, не ожидает ли он приглашения войти, но тут же оборвала себя: пустая фантазия, не более!
«Да, возможно, он и одинок, – подумала девушка, – но ведь не больше, чем все остальные».
