Тэйлор наклоняется через стол.
— Ну, Хейдис Хай... уловил?
Он сдвигается на своем месте и кладет руку на спинку стулаФрэнни, смотря на меня с насмешливой полуулыбкой на лице.
— О, смотри-ка, все преимущества игры на своем поле.
Фрэнни перемещается ближе к нему, и я чувствую волнузахлестнувшей меня силы. Я глубоко вдыхаю, удерживая ее внутри, и склоняюсь к девушке.
— Не хочешь встретиться в воскресенье? Мы могли быпоработать над следующей схемой по английскому, — говорю я ей на ухо, используясвой самый убедительный тон.
— Прости, но в воскресенье у меня церковь, а потом я иду кдедушке. Как насчет субботы?
Я мог бы и сам догадаться, но все равно ее ответ как будтожалит меня. Габриэль разговаривает с Райли и Тейлор, но я вижу, как его улыбкастановится шире, что делает мне еще больнее. Тупой ублюдок.
Я весь сплошное очарование. Но силу не применяю.
Она дарит мне извиняющуюся улыбку.
— Ты просто никогда не встречал моих родителей, но, уверена,не раз видел их по телевизору. Священник и главная монахиня.
— На самом деле, нет. Они не так уж плохи.
Усмешка Габриэля все шире и шире.
ФРЭННИ
Как описать мою семью? Не то чтобы я стесняюсь их, или ещечто. Я знаю кучу семнадцатилетних, которые все время ноют о своих семьях. Мои,по большей части, нормальные. Просто по-настоящему религиозны. Но я, можносказать, паршивая овца.
— Скажем так, я просто не всегда соответствую их высокимморальным стандартам.
Усмешка появляется на лице Люка, и он бросает взгляд черезмое плечо на Гейба.
— Мне нравится, как это звучит.
О, теперь мое лицо вспыхивает.
— Это еще не самое интересное. Мои сестры всегда и во всемлучше меня.
Он поднимает бровь.
— Мэри, Мэри, Мэри и Мэри?
Он такой дурак.
— Ну, да.
— Они старшие или младшие?
— Две старшие, две младшие.
— Не видел ни одной похожей на тебя девушки в коридорах.
— Мои сестры не ходят сюда.
— Серьезно?..
Ну, вот мне и стало неловко. Тейлор усмехается, и ячувствую, как она пинает меня под столом. Сучка.
Я наношу вилкой удар помидору, разбрызгивая сок и семенанебольшой лужицей на рвотном столе.
— Меня как бы выкинули из католической школы...
Он даже не пытается сдержать смех.
— О, мне определенно нравится, как это звучит.
Его усмешка заставляет мое сердце трепетать, а он все так жесмотрит на Гейба.
— На самом деле все не так ужасно, как выглядит, — говорю я,защищаясь. — Просто они там не совсем терпимы к тем, кто…
Тейлор не может сдержать себя.
— Она отказница...
Люк смотрит на меня.
— Это про войну?
— Это про католицизм. Она слишком много спрашивала в классерелигии, — говорит Тейлор.
Он вновь приподнимает бровь.
— И что именно?
Я кидаю на Тейлор негодующий взгляд.
— Ничего.
— Я искренне сомневаюсь, что они выгоняют учеников из школыза то, что они ничего не спрашивали.
— Я всего лишь задала пару вопросов о Боге.
Он наклоняется ко мне и внимательно смотрит, опираясь локтямина колени. Его глаза тлеют, словно угольки.
— И ты веришь в них? Во все эти вещи про Бога?
Я представляю Мэтта в гробу. Наверняка не так, как он насамом деле выглядел, потому что я никогда не видела этого. Я была слишкомбольна, чтобы встать и пойти на похороны. Снова эта картина, которая преследуетменя так давно, та, что я видела за секунду до того, как он упал... Я отодвигаюее наравне с всепоглощающим горем, которое я старательно держу взаперти, ивозвращаюсь назад, стирая изображение себя семилетней, вновь становясьсемнадцатилетней самой собой.
— Я все еще работаю над этим. — Слова еле проходят через моенапряженно сжатое горло и кажутся немного задушенными. Единственное, во что яна самом деле верю, я не могу произнести вслух. Нет никакого Бога. Не можетбыть. Если бы он был, пришлось бы его ненавидеть. Так что, проще не верить.
— Ты веришь, — говорит Гейб, словно прочитав мои мысли.
Я впиваюсь в него взглядом.
— Ты понятия не имеешь, во что я верю.
Он поднимает мою руку и пальцами чертит на ней успокаивающийкружок, дрожь пробегает по всему моему позвоночнику.
— У меня есть идея, может, даже две, — говорит он, и егоголубые глаза смотрят в мои, и вдруг я совершенно уверена, что он видит менянасквозь, видит все... Я прерывисто вдыхаю и поворачиваюсь к Люку.
Беспокойство затеняет его лицо на мгновение, но так жебыстро исчезает.
И тогда он спрашивает:
— А что насчет другой стороны? — Его глаза странно блестят. —Ты веришь в Дьявола? в Ад?
Я смотрю ему прямо в эти черные глаза.
— Да.
Гейб отпускает мою руку.
— Едва ли это можно назвать справедливым. — Я слышу улыбку вего голосе, но не поворачиваюсь, чтобы посмотреть, потому что боюсь вновь бытьзахваченной в плен его взглядом.
В черных глазах Люка вспыхивают красные огоньки, и егоулыбка становится шире, когда он, расслабившись, откидывается на спинку стула, кладяруку позади меня.
— Вот и отлично. Так что там с субботой? Я выберу место?
Ммм... Эта улыбка меня убивает. Но лучше перестраховаться,чем потом жалеть.
— Как насчет моего дома?
— Со священником, главной монахиней, Марией, Марией, Мариейи Марией? Похоже, будет весело, — говорит он.
Я закатываю глаза.
— Просто нереально.
Глава 5. Одержимые
ЛЮК
Я сижу на полу в своей темной квартире и периодически стучузатылком об стену, наблюдая, как испуганные летучие мыши пролетают за окном внаступивших сумерках. «Хочу, чтобы ты была здесь»[13] Pink Floyd пробирает меня до костей.
