Меня и Белова вызвали на КП дивизии, где мы получили необходимый инструктаж. Там нам здорово повезло: бойцы убили лося и нас накормили мясом.
На обратном пути мы встретили командующего артиллерией 2-й УА генерал-майора Г. Е. Дегтярева. Он прошел с нами по местности перед нашей позицией и дал ценные советы, которые потом очень пригодились. Справа от железной дороги проходила проселочная дорога, на которой могли появиться танки противника. Дегтярев посоветовал на этой дороге сделать завал из деревьев, что на какое-то время задержит противника, а мы сможем произвести из орудий прицельный выстрел, подбить головной танк, который затруднит ход другим танкам.
Через день нам поступило распоряжение объединить всю оставшуюся артиллерию под руководством Белова, и я был назначен ее комиссаром. На деле мы должны были прикрывать не наш 1102-й сп, а левый фланг дивизии, где был размещен на боевой позиции 1100-й сп. Командиром этого полка был майор Сульдин, а комиссаром — батальонный комиссар П. И. Широков.
В ожидании противника я иногда посещал Широкова, чтобы лучше знать обстановку, так как участок нашей обороны общий. У Широкова еще были запасы крупы в концентратах и муки для оладий, но он ни разу не пригласил меня «за стол». Сам я на это не напрашивался, но чувствовал себя неловко.
Ожидание немцев было утомительно. В этой обстановке Военный совет фронта отдал приказ на эвакуацию местного населения из «котла», который сузился до предела.
Занимаемая нами территория была и для нас тесной, а тут еще вокруг разместились группы стариков, женщин, детей, оставивших свои деревни. Дети просили еду, а у нас ее не было. Иногда давал ребенку 100–200 рублей, но что на них купить в условиях окружения? Осложняли нам жизнь местные жители еще и тем, что разжигали костры, привлекая внимание врага. И мы несли из-за обстрелов дополнительные потери. Немцы бомбили нас и в нелетную погоду.
В конце мая начался последовательный отход войск в сторону Мясного Бора. Был открыт «коридор», и часть войск сумела через него пройти. Вышли 13-й кк Гусева, тяжелая артиллерия, в частности — 18-й артполк. В сторону Мясного Бора продвигались и раненые.
Немцы захватили последнюю площадку для посадки наших самолетов. Мы обороняли Финев Луг и ст. Рогавка, а слева завязался рукопашный бой за Банковский поселок, который длился несколько часов. Бой шел за каждый дом, за малейшую возможность удержаться и не пропустить немцев к ст. Рогавка. Нам пришлось отойти к водокачке, находящейся недалеко от станции. Комиссар 1100-го сп Широков попросил поддать огонька, но у нас остались последние снаряды на самый критический случай.
Пришлось оставить Рогавку. Рукопашная схватка с врагом закончилась отходом наших подразделений, мы были вынуждены двигаться дальше в сторону железнодорожного разъезда Глухая Кересть. На станции мы увидели пленного немца, которого охраняли двое наших бойцов. Вел себя этот фашист вызывающе, на наши обращения отвечал: «Русским капут!» и «Хайль Гитлер!». Но в итоге «капут» сделали ему, так как возиться с ним было некому и незачем.
Оставили и железную дорогу у переезда перед самым разъездом Глухая Кересть. Дальнейший путь был по проселочной дороге на деревню Новая Кересть. Пришлось бросить вагонетки, на которых тащили два оставшихся орудия. Личного состава у нас осталось всего 16 человек, надо было все тащить на себе и следовать по назначению.
Только что убили нашего парторга Мельникова, который, испугавшись обстрелов и бомбежек, заметался на открытом месте и попал под осколок мины. Обязанности парторга были возложены на меня.
Нам удалось подключиться к одному из проводов местной телефонной линии, по которой шел разговор начштаба 2-й УА с командиром 19-й гвардейской сд, действующей слева от нас. Начштаба давал указания о дальнейшем отступлении. Это и нас сориентировало в нужном направлении.
Отойдя от железной дороги, мы наткнулись на узкоколейку, которая полностью бездействовала. Вагоны и паровозы были разбиты, путевое хозяйство частично разрушено — воспользоваться этой узкоколейкой не пришлось.
В густом лесу, недалеко от д. Новая Кересть, мы вышли на армейский госпиталь, в котором находилось много раненых. Недалеко от госпиталя выложены большие штабеля валенок, которые служили укрытием при обстреле и бомбежке. Оказывается, валенки не пропускают вглубь осколки, поэтому здесь многие прятались и чувствовали себя надежно.
Раненые лежали на чем попало: на хвойных лапах, платформах узкоколейки, подмостках из разных предметов. Питались они так же, как и мы, а для потерявшего много крови — это гибель. Их хоронили тут же, в болоте, — выкапывали ямы на штык лопаты и укладывали людей в одежде рядком.
Шли 20-е числа июня 1942 г. Погода стояла хорошая, но мы ее не чувствовали, ходили в шинелях, иногда из них делали скатки через плечо.
Пройдя по лесу еще несколько километров в сторону Мясного Бора, мы заняли свой предпоследний рубеж обороны. Тут же к нам прибежал командир 1100-го сп майор Сульдин и от имени комдива 327-й сд генерал-майора И. М. Антюфеева потребовал дать людей для перекрытия дороги, по которой мы только что прошли. Это означало, что раненые, которых мы только что видели, остались у немцев. Пришлось дать им 8 человек, а остальным тащить две пушки.
Немцы двигались за нами по пятам. По деревьям то и дело били разрывные пули. Наш командир, теперь уже майор Белов, приказал взорвать пушки. Для этой цели у нас были толовые шашки. Взрывать орудия было жаль. Оставшиеся 4 снаряда выстрелили по немцам. После этого я сказал ребятам, что, поскольку у нас остались только автоматы и ручные гранаты, мы уже не артиллеристы, а простые пехотинцы.
При последнем передвижении мне довелось увидеть командование 327-й сд: генерал-майора И. М. Антюфеева и комиссара дивизии, а также командование нашего 1102-го сп — подполковника Можаева и батальонного комиссара Царева. Это была последняя встреча с ними. Судьба их неизвестна до сих пор. Только о комдиве Антюфееве позже мы узнали, что он был в плену.
Итак, перед Мясным Бором мы заняли рубеж в одной из канав — последнем боевом рубеже, после которого наш путь был на выход. Я раскрыл карту, указал на торфяник и сказал, что завтра мы должны быть у деревни Костылево, и кому солнце там взойдет, тот будет счастлив.
24 июня был дан сигнал на выход к Мясному Бору. Выход готовился для всех частей, оставшихся в окружении, но ясности о порядке выхода не было. Надо было прорываться через оборону противника.
В этот день нашей дивизии было приказано сдерживать натиск врага, чтобы оставшиеся части могли войти в узкий «коридор» Мясного Бора, до которого оставался километр. В ночь на 25 июня наша территория — полтора на два километра — обстреливалась противником из всех видов оружия со всех сторон. При этом руководства частями и соединениями со стороны командования и Военного совета 2-й УА не было. Выходом оставшихся войск руководило командование частей и подразделений, а некоторые группы выбирались сами по себе. Но когда толпу людей враг обстреливал в упор, все принимало стихийный характер.
