Сидя за клавишными, Лоуэлл Дезмонд указал на Эдди пальцем.
— Стыдно, детка! Сколько лет мы мечтали об этом! Это наш звездный час, Эдди. Прекрати ворчать и позволь Ландри делать то, что он считает нужным.
— Вы хотите, чтобы я равнодушно смотрела, как он портит мою песню? Зачем столько дорожек? Почему нельзя свести их в одну? Почему не свести их в один сжатый куплет, как мы это сделали на демозаписи?
— Это хорошая песня, Эдди, в твоем варианте или в его, — примирительно промолвил Грейди Уэллс, бас-гитарист. — Потерпи, пока не услышишь заключительный вариант — так сказал тебе Дэвид.
Эдди закатила глаза и ядовито улыбнулась похожему на медведя рыжеволосому гиганту, имевшему привычку непрерывно теребить свисающие длинные усы.
Из громкоговорителя донесся голос Дэвида:
— Мне нужна еще одна вокальная проба, Эдди. Ребята, до завтра вы свободны.
Эдди подошла к микрофону, устало опустив плечи.
— Мне позволено вымолвить слово, босс? — тихо спросила она.
— Для тебя я не просто босс, а верховный владыка!
Группа была в восторге. Эдди покачала головой, стараясь не обращать внимания на смешки.
— У меня горло, как будто его скребли наждаком, Дэвид. Мне нужна передышка, — произнесла она.
Дэвиду не понравились ее слова, но он уступил:
— Хорошо, отложим на завтра. Подожди меня на улице.
На темной парковке Эдди отыскала обшарпанный красный пикап Дэвида. Мириады звезд переливались в вечернем небе, помогая отвлечься на время от треволнений записи. Однако она не могла забыть о человеке, с которым ежедневно ей приходилось работать последнее время. Эдди провела рукой по кузову, вспоминая, с каким удовольствием Дэвид приехал сегодня на этом обшарпанном пикапе. Странная машина для человека, который вполне может позволить себе приличный автомобиль.
Поведение Дэвида, начиная со дня его приезда неделю назад, постоянно вызывало у Эдди удивление. Кто бы мог подумать, что Чудо из Миннесоты каждый день будет подниматься в шесть утра, готовый к работе на огороде, починке двери или развешиванию белья после стирки. Эдди чуть не умерла от смущения в то утро, когда Дэвид невыносимо долго развешивал ее кружевное белье во дворе. На все ее возражения он отвечал, что это самое меньшее, что он может сделать, раз она категорически отказалась брать с него деньги за кров и еду. Он уверял ее, что обожает заниматься повседневными домашними делами.
Эдди пыталась сообразить, сколько времени пройдет, прежде чем ему это надоест. А два дня назад Дэвид обнаружил старый плотницкий сарай среди сосен у северного края ее участка и рассмеялся, когда Эдди стала его убеждать, что сарай не годится для жилья: «Здесь нельзя спать. Мало ли что может случиться. Посмотри, какая дыра в крыше». Однако Дэвид настоял на том, чтобы расчистить сарайчик и перенести туда старый стол и кушетку.
Почему этот человек настроен жить как аскет? Это ее беспокоило. Но Эдди нравилось, когда Дэвид оставался ночевать в ее доме на втором этаже, и ей было все равно, что могут подумать соседи.
Дверь студии хлопнула, раздалось звяканье ключей, и послышался голос Дэвида:
— Эй, поосторожнее, леди! Не трогай машину, а то поцарапаешь.
Эдди рассмеялась:
— Поцарапаю? Да на этом старом драндулете столько ржавчины, что сквозь крышу можно видеть звезды.
— Будь полюбезнее, а то я не довезу тебя домой.
Дэвид открыл дверцу машины и помог Эдди забраться в салон, легонько подтолкнув в спину.
Эдди обернулась, собираясь отчитать его, однако он улыбнулся так обезоруживающе, что она лишь попросила:
— Напомни мне, что я положила в багажник гитару. Я так хочу спать, что…
Ее речь прервалась широким зевком.
Дэвид сел на водительское место и завел мотор.
Дорога от Блумингтона до Нэшвилла шла через поля. Эдди с удовольствием вдыхала теплый воздух, пахнущий луговыми травами.
— Очаровательная ночь, — сказала она, мечтая прикорнуть у Дэвида на плече.
— Да, звезды за городом сияют ярче.
Голос Дэвида органично вплетался в романтическую атмосферу окружавших их темных полей.
Эдди повернулась к нему лицом и сказала:
— Это напоминает мне одну ночь.
Она замолчала, не зная, нужно ли ему об этом рассказывать.
— Какую?
— Ночь была похожа на сегодняшнюю — такая же теплая и ясная. Мне было тогда столько лет, сколько сейчас Рори, но я до сих пор помню тот сон, будто все случилось только вчера. Во сне я поднялась над кроватью, вылетела из окна спальни, поднимаясь все выше, как жаворонок, над вот тем кукурузным полем. — Эдди показала на поле слева от дороги. — Затем меня одолело любопытство, и я захотела долететь до Блумингтона и сверху увидеть огни города. Я пролетела еще немного, а потом испугалась, что не смогу найти дорогу обратно.
— В четыре года это очень важно — найти дорогу домой.
Эдди кивнула.
— Страх подстегнул меня. Ох, как я мчалась! Вскоре я поняла, что нашла дорогу домой, и больше не боялась. Меня переполняли радость и умиротворение, когда я скользнула опять в кровать. Иногда, когда жить становится слишком тяжело, я вспоминала этот сон. А у тебя бывало что-либо подобное?
Дэвид посмотрел на нее и ответил:
— Хотел бы, чтобы было. В следующий раз, когда полетишь, возьми меня с собой.
— Не смейся. Я рассказала тебе этот сон, чтобы ты понял, откуда возникла песня «Ночной полет».
Дэвид опять сосредоточился на дороге, и в голове у него зазвучали слова песни: «Беспокойная, как летняя ночь… поднимаясь сквозь облака и поля света…»
— Я понял, что ты имела в виду, когда говорила, что я могу испортить песню, — сказал он. — Она слишком связана с твоими личными переживаниями?
— Да, так происходит со всеми песнями, которые я сочиняю, ведь они — мои дети. С ними всегда нелегко.
— Ты думаешь, я не понимаю, что ты чувствуешь, когда продюсер пытается переработать твои песни? Вот почему я сам работаю над своими записями. Поверь, я вовсе не хочу, чтобы ты ощущала себя ущемленной. Клянусь! Ты должна верить мне.
— И ты должен верить мне. Я просто боюсь, что окончательный вариант «Ночного полета» может оказаться слишком сложным. Очень быстрый темп, изощренная аранжировка. Я хотела бы, чтобы песня осталась такой же простой, какой я показывала ее тебе в понедельник вечером.
Дэвид крепче сжал руль. Он хмурился, и Эдди не понимала, сердится он или просто напряженно о чем-то думает. Милю они ехали молча, и Эдди сожалела, что не сдержала свой язык. Наконец Дэвид произнес:
— Мне хотелось бы, чтобы ты не составляла мнение прежде, чем выслушаешь окончательный вариант. Думаю, он тебя приятно удивит. Ну а если он тебе не понравится, можешь меня повесить.
