«И не было на этом свете места, куда бы не просочились снежинки. Пушистые, разляпистые, неистово кружились они в своем предсмертном танце, послушно ложились одна за другой на темную гладь неумолимого асфальта и умирали, оставляя в память о себе лишь прозрачные капельки своей снежной крови. Оставалось только надеяться, что кто-то из их последователей одолеет, наконец, серого монстра, и тогда город из мрачно-грязного превратится в праздничный и нарядный». Миниатюрные пальцы с по-детски остриженными ногтями оторвались от аккордов печатной машинки и нервно схватились за сигарету. Владислава тяжело вздохнула и, отбросив с глаз непослушный черный локон челки, неприлично выругалась. Девушка чувствовала себя отъявленной графоманкой. Чем-то фальшиво-траурным пахли написанные строки.
Раньше Влада была другой. Жизнелюбивой до безрассудства, до готовности отдать все за пару захватывающих приключений и ярких сюжетов для своих произведений… Теперь, после смерти отца, что-то сломалось. Девушке больше ничего не хотелось. Владислава перестала доверять происходящим событиям. В малейшем соприкосновении с реальностью ей чудилась угроза.
– Правильнее было остаться в клинике, – сказала Влада сама себе, наблюдая как огромный черный силуэт комода готовится прыгнуть на нее и…
– Ну и что? Что ты со мной сделаешь? – комод тактично промолчал, – Чего я боюсь? – девушка говорила уже сама с собой, – Смерти? Нет. Боли?
«Мы, детка, из породы тех, кто выживает», – вспомнились Владе слова отца, – «Мы целеустремленны – и потому неуправляемы. Мы необычны – и тем сильны. Мы живучие и могущественные». Увы, он ошибался. Ибо теперь он мертв и бессилен.
– Мертв! Мертв! Мертв! – почти закричала Владислава, – Почему же я не могу произносить эти слова? Мой отец мертв!!!
Хрупкая, прямая как струнка, девушка сидела на ковре в собственной комнате и, дрожа всем телом, пыталась заставить себя успокоиться.
– Лад, если ты не спишь, возьми трубку, – автоответчик неожиданно вспорол уединение Владиславы, – Лад, это я.
– Привет, – чуть хрипловатый голос Влады звучал крайне уныло, – я не сплю.
– А чего к телефону не подходишь? Я уже третий раз тебя набираю, – Костик пытался хоть как-то расшевелить подругу.
– Я не слышала звонков, – еще более монотонно отвечала девушка, – ты же знаешь, я больна…
– Начинаю сомневаться в правильности диагноза. У тебя, похоже, не с нервами беда, а с ушами.
Влада слегка улыбнулась.
– Коть, не ехидничай, а? Чего надо?
– Просто звоню сказать, что я с тобой… Ты знаешь?
Синева миндалевидных глаз девушки стала зеркальной от слез. «Какое же все-таки это счастье – знать, что ты не одна. Что в этом мире есть люди, которые с тобой. Которые не подведут, не бросят, всегда поймут и помогут. Какое счастье… И как больно терять этих людей. Невыносимо больно…»
– Эй, ты меня слышишь? Я у тебя есть. Ты помнишь об этом?
– Еще бы, – Влада, наконец, вышла из оцепенения, – ты у меня не только есть, но и пить, -Константин заходил к Владе всего несколько часов назад, поздравлял с выпиской из психиатрической клиники, – тем и живем.
– Что делаешь?
– Пишу… Точнее, пытаюсь это делать. Коть, это какой-то ужас. Я боюсь собственной печатной машинки. Мне кажется, все написанное мною будет нести в реальный мир одни разрушения…
– Классический бред сумасшедшего. Тебя рано выписали из больницы.
– Ты, как всегда, до крайности галантен.
– Слушай, я ведь завтра уезжаю. Дико хочу тебя увидеть до тех пор.
– Зачем? Ты ж видел меня только что…
– Ну… Ты мне сегодня, честно говоря, не очень понравилась. Думаю, стоит тебя куда-нибудь выгулять. Хочу посвятить день твоей психологической реабилитации.
– Господи, где ты уже успел набраться таких умных слов?
Владислава с Костиком знали друг друга тысячу лет, еще со школы, со времен радостного и беззаботного детства. Светлый и легкий юношеский роман был прерван вынужденным отъездом Константина на постоянное проживание в Москву. Последние несколько лет отношения между молодыми людьми переросли в странную игру на грани фола. Шаг влево повлек бы за собой бурную страсть, шаг вправо – самые что ни на есть невинные отношения, сводящиеся к банальным перезваниваниям старых приятелей. Но никакие шаги пока не предпринимались. Влада боялась разрушить гармонию установившейся дружбы, а Костик, видимо, считал себя не вполне подходящей кандидатурой.
– Слушай, я думаю, мне стоит приехать сейчас. Не нужно оставлять тебя одну, если ты в таком состоянии.
Владиславе вдруг захотелось закричать: «Костик, милый, приезжай скорее. Мне страшно. Я не могу больше сама!!!» Но пора было бороться с собственными слабостями.
– Ты же знаешь, – наигранно бодро произнесла девушка, – когда рядом я и печатная машинка, третий – лишний. Лучше подкинь мне какую-нибудь идею.
– О чем? – Костик быстро перестроился на рабочий лад.
– Пытаюсь настрочить одну новеллку на конкурс… Для твоего, между прочим, журнала. Я же знаю, что им там нужно: красивые пейзажи, утонченные персонажи и прочая любовь-морковь… А достойной фишки для сюжета придумать не могу.
Костик нахмурился. Он терпеть не мог, когда талантливые люди халтурили.
– Не пиши про то, что тебе не интересно, попсовой новеллы ты все равно не напишешь – как-то слишком резко выпалил он.
– Не буду, – покорно согласилась Влада, и Костик понял, что подруга действительно больна, в любом другом случае она радостно кинулась бы спорить.
– Лад, извини, ради Бога, – он понял, что переборщил с грубостью тона, – просто ты достаточно хороший литератор, чтобы не снисходить до мыльных опер. Поверь, журнал объявлял конкурс в расчете на действительно интересные вещи. Не пиши попсы…
– Ты не понимаешь… Лучше писать о том, что с нормальной жизнью никак не пересекается, а то начинают твориться всякие ужасные вещи…
– Успокойся, ладно?
Влада почувствовала, как ее мысли нежно обволакивает апатия.
– Спокойна, как пульс покойника…
– Ладно, тогда доброй ночи, – свое обычное «приятных кошмаров» Костя изречь не решился.
– Спи, Котечка, спи, – Владислава взяла с друга обещание заехать завтра попрощаться и положила трубку.
Девушка медленно вышла на балкон. Вцепившись в перила, она ждала, когда наступит рассвет. Тогда – она знала – все пройдет… Ночь заберет с собой страхи. Слеза осторожно скатилась по гладкой щеке Владиславы, потом задержалась в ямочке подбородка, и, ловко спрыгнув на тонкую шею, исчезла. Маленькая женщина, вопросительно глядящая в вечность огромного крымского неба и не подозревала, что вскоре сквозь задернутые шторы соседнего дома за каждым ее шагом будет пристально наблюдать наемный убийца.
