Люк перепугался, видя, как его дочь балансирует на краю своей жердочки. Она ухитрилась расстегнуть ремень и теперь стояла на нетвердых ножках. У него остановилось сердце.
Люк бросился к дочери. Не обращая внимания на липкую жижу в волосах, на руках и лице малышки, он схватил ее и прижал к себе.
Он чувствовал, как ее ручонки хватаются за его волосы, как она горячо дышит ему в щеку, как сердито упирается. Он вдохнул и явственно ощутил запахи детского крема и «апельсинового снежка». Сердце зашлось от счастья, от нахлынувшего чувства любви.
Теперь она вне опасности, говорил он себе. Вне опасности.
Как легко он забыл о дочери! Пусть всего на мгновенье. Раскаяние больно жгло его. Его сумела отвлечь пара васильковых глаз и пара длинных, стройных ножек. Черт подери!
Люк раскачивался с ноги на ногу, успокаивая Эмили и самого себя. Затем излишне порывисто выдернул из металлической салфетницы салфетки. Зажав бумажный ком в кулаке, стал вытирать дочь. Та отворачивалась, и сжимала кулачки, и совсем по-женски выпятила нижнюю губку. Ее круглые шоколадные глазенки смотрели на него с укоризной. Люк усмирил свои нервы.
— Вам вредно так много развлекаться, барышня, — тихо сказал он. — Вот вернемся домой, и угодите прямо в ванну.
— Я так и знала, что мы станем все пятнистыми, как леопарды, — мягко посмеивалась Сидни.
Он нахмурился.
— Похоже, что эту… экспедицию, — он подчеркнул целевую направленность этой вылазки, — придется досрочно сворачивать.
Официантке, появившейся со шваброй и совком, чтобы подмести битое стекло, он с благодарностью кивнул и сказал:
— Пахлаву мы возьмем с собой.
— Конечно. Сейчас я вам ее упакую.
Люк не сомневался, что официантка будет рада их уходу. Да и посетители вздохнут с облегчением.
Его тело еще пело от поцелуя Сидни, и он избегал смотреть на нее. Но чувствовал каждое ее движение. Люк ругал себя за глупость и безответственность. Идиот!
Эмили могла пораниться, порезаться стеклом. Могла упасть со стульчика. Что угодно могло случиться, и все по его вине. Потому что он увлекся женщиной, не мог держать руки при себе, не мог побороть свое возбуждение. О чем он думал?
Похоже, что ни о чем. Нельзя терять голову из-за Сидни. А то еще не известно, какую беду он навлечет на себя.
Нет, больше этого не случится!
Бросив мокрые салфетки и перепачканный слюнявчик на стол, Люк снова прижал к себе Эмили. Он не допустит беды. Отныне все внимание — только дочери. Ни одна женщина, тем более Сидни, не собьет его с толку.
К тому же, напомнил он себе, Сидни не то что его мать, она не нуждается в защите и заботе. Сидни способна сама о себе позаботиться. Он не отвечает за нее.
Хорошо, он должен помочь ей с десертами для ее вечеринки, раз уж она помогла ему с Эмили. Ну и все. Здесь он проведет черту. Больше он ничего не должен.
— Уходим. — Его голос скрежетал от недовольства.
Сидни опустила крышку коробочки с пахлавой, поправила облегающую юбку, а Люк вдруг понял, что разглядывает ее ноги, изящный изгиб щиколотки, блеск чулок. Когда она потянулась за сумкой, он схватил ее первым. Их руки соприкоснулись, и мужчину еще раз пронзил разряд. Желания. И предвкушения.
Черт, беда с этой Сидни! От этой беды надо избавляться. Он решительно повернулся к выходу.
* * *
Кровь пульсировала в висках Сидни. Она машинально шла следом за Люком к его машине. Вид крошечной ручки Эмили, лежавшей у него на плече, пронзил ее сердце. Зной летнего вечера давил, как непосильный груз.
Она еще чувствовала прикосновение губ Люка. Его горячее учащенное дыхание, беспорядочные скачки собственного пульса. В этом единственном поцелуе, слишком скоро прервавшемся, она ощутила его силу и свою ненасытную потребность. Это потрясло Сидни.
Она попыталась убедить себя в том, что просто слишком давно ее не целовали с такой чарующей смесью нежности и жадности.
Она впитала его тепло, как земля солнечные лучи в первый весенний день. Его губы воспламенили ее. Его сила воскресила ту ее сторону, которая, как ей казалось, давно отмерла. Его поцелуй разжег в душе пожирающий огонь. Такой огонь нелегко погасить.
Она сходила с ума, пытаясь унять новые, нежданные ощущения. Его нежное прикосновение взволновало ее. Его чистый, бодрящий аромат возбудил, рождая эротические фантазии. Она откликнулась на его зов совсем первобытным желанием…
Вдруг Сидни поняла, что никто еще не целовал ее так. Никто не мог сравниться с ним. Ее потряс не поцелуй. Ее потрясло то, что подарил его Люк.
Она приникла к нему и ждала продолжения.
И тут он отстранился от нее.
Почему? Может, ее страсть отпугнула его? Или он услышал, как Эмили смахнула тарелочку со столика?
Ее всю трясло — от пережитого и ожидания того, что за этим последует. Она ждала, что Люк подаст какой-нибудь знак, скажет, о чем он думает, или хотя бы перестанет хмуриться.
Считает ли он, что их поцелуй был ошибкой? Раскаивается ли? И если нет, то почему молчит?
Люк открыл перед ней дверцу машины и устроил Эмили на заднем сиденье. Сидни села в его «лексус» и пристегнула страховочный ремень. Она старалась не обращать внимания на его близость, когда он сел за руль. Она могла бы протянуть руку и прикоснуться к его руке, ноге, к ладони. Но не стала.
Люк молчал. Сидни слышала каждый вздох, шелест подгузника Эмили, беспокойно елозившей у них за спиной, и шум заводящейся машины.
Люк выехал с парковочной площадки на главную улицу и покосился на нее. Его руки сжимали руль, будто он хотел сломать его.
— Этого не должно было случиться.
Сидни не ожидала таких слов. Ее передернуло. Она не знала, что он имеет в виду: проказы Эмили или их поцелуй.
Сплетя пальцы на коленях, Сидни убеждала себя, что он говорит о дочери. Разве не о ней он все время ведет речь? Не о ней задает вопросы? Эмили была его главной и единственной заботой.
Сидни вспомнила его исполненный муки взгляд, когда он схватил Эмили и прижал к себе, будто их могли разлучить навсегда.
— Тем не менее, такое бывает, — прошептала она дрожащим голосом. Сидни сознавала, что не должна никогда больше целовать Люка, но ей так хотелось. Безумно хотелось. До боли в сердце.
— Только не у меня. — Люк сжал зубы.
С трудом она прониклась смыслом его слов. Если не он виноват, то кто? Эмили? Разве можно винить десятимесячного ребенка в том, что он решил расправить крылышки? Значит, обвинение адресовано Сидни. В ней поднялось раздражение на Люка.
— Ясно, — огрызнулась она и выразительно посмотрела на дочь Люка, чье появление он не предусматривал и о чьем существовании узнал только на прошлой неделе.
