знаменитого Аптекарского огорода, а о причинах его невероятного долголетия, как и о средствах, коими оно обеспечивалось, предпочитали даже не строить догадок. По мнению Жорика, было очень странным, что персонаж такого масштаба вместо того, чтобы править силами и мирами, живет незаметным пенсионером, но возможно, для этой скрытности были свои причины. Как бы то ни было, Карл Абрамович отлично помнил первых переселенцев – вампиров, пришедших в город с Севера или Запада, а значит, был лично знаком и с отцом Жорика. Что и говорить, новость пренеприятнейшая.
Само собой, по прошествии недели никаких денег Жорик старику вернуть не смог: перезанять по понятным причинам не удалось, а своих у него просто не было – точнее, были, конечно, но пришлось бы экономить и урезать себя в маленьких удовольствиях, а этого Жорик делать не умел. Оставалось только упрашивать, надеяться на снисхождение и ждать. И вот теперь появился реальный шанс разрешить эту неприятную сложность, тяготеющую над головой Жорика, будто Дамоклов осиновый кол. Тот же осведомленный источник, который поведал об интересных фактах из биографии почтеннейшего Карла Абрамовича, упомянул, что старый алхимик использует в каких-то своих экспериментах живых людей, преимущественно бродяг или припозднившихся алкашей, заплутавших в сумрачных лабиринтах проходных дворов. О том, что именно это за эксперименты, ходили разные слухи: кто-то говорил, что некромант создает себе слуг-зомби, кто-то – что он добывает эликсир бессмертия из крови и внутренних органов, или ставит метафизические опыты, вводя в спинной мозг колдовские тинктуры из трав – но для Жорика это не имело никакого значения. Важно было одно: Карл Абрамович, скорее всего, заинтересуется живым человеком в качестве уплаты за долг. О данном Петрову обещании Жорик не волновался: подумаешь, шеф-повар каннибальской едальни, что он ему сделает? Немного жаль, что придется теперь отказаться от бесплатных ужинов, но надо же чем-то жертвовать.
На отчаянно ревущем автомобиле юный вампир проскочил через мост на Аптекарский остров, миновал огромное темное здание бывшей туберкулезной больницы, зловеще таращившее в ночь глазницы пустых черных окон, притормозил немного и набрал номер.
– Я слушаю, – раздался в трубке чуть дребезжащий и бесконечно усталый старческий голос.
– Карл Абрамович, здравствуйте! Это я, Жорик!
– Ну надо же! Погоди минутку, я памперсы переодену.
– Хорошо, конечно, переодевайте, – согласился Жорик.
Послышался вздох.
– Жора, это была шутка, – печально объяснил Карл Абрамович. – Ею я хотел передать, как рад тому, что ты неожиданно позвонил мне сам. Наверное, ты хочешь обсудить график погашения задолженности?
Слов про шутку Жорик не понял, но при упоминании о долге расплылся в широкой улыбке. Чуть удлиненные, заточенные и немного скошенные внутрь по последней моде клыки тускло блеснули в свете полной луны.
– У меня для Вас отличные новости, Карл Абрамович! Я еду к Вам, чтобы вернуть долг!
– Ну и ну, – недоверчиво отозвался некромант. – Что, неужели ты привезешь деньги?
– Кое-что получше! – торжественно объявил Жорик. – Живого человека!
Карл Абрамович крякнул.
– Жора, – сказал он голосом, в котором звучали мудрая скорбь и порожденное ею бесконечное терпение тысячелетия гонимого народа, – ты можешь объяснить, зачем мне живой человек?
Жорик растерялся. Объяснить этого он не мог даже самому себе.
– Ну… – промямлил он, – мне говорили…я слышал…что Вам люди требуются.
– Мне никто не требуется, я не биржа труда, – ответил Карл Абрамович, и, помолчав, спросил – Ты откуда его взял?
– Знакомый один отдал, за долги, – соврал Жорик. – Я его запрессовал так, знаете, по-серьезному, надеялся, что он мне денег отдаст, ну, чтобы Вам долг вернуть, а он мне вот, человека… Так возьмете?
– Ладно, вези, – вздохнул некромант. – Что с тобой делать.
То, что молодой проходимец денег ему не отдаст, Карл Абрамович понимал прекрасно, и хоть припугнул его тем, что нажалуется отцу, но беспокоить почтенного упыря по такому ничтожному поводу, разумеется, не собирался. Ладно, пусть привозит хоть что-то. На днях Карл Абрамович задумал один любопытный некромантический опыт, долженствовавший подтвердить или же опровергнуть некоторые спорные постулаты теории о тождественности живого и мертвого, так что будет случай его провести. Он положил тяжелую трубку на рычаги старомодного телефона, висящего на покрытой выцветшими листами иссохших обоев стене коридора и крикнул:
– Марфа Игнатьевна, ко мне едут гости, я буду занят!
В огромной десятикомнатной коммуналке жильцов почти не было: все разъехались и разбежались, кто куда, не в силах выдержать выморочную, наводящую тоскливую жуть ауру смерти. Осталась только одна соседка, едва ли не ровесница самого дома, построенного в позапрошлом веке, вся какая-то сухая и ветхая. То ли у нее была странная невосприимчивость к магическим эманациям, то ли за древностью лет старушка просто утратила чувствительность к тонким материям, но соседкой она была замечательной: тихой, приветливой и одинокой, Карлу Абрамовичу не мешала, и они нередко даже пили вместе чай в полумраке огромной холодной кухни с десятком навеки остывших плит под скрежет крысиных лапок и шорох тараканов в углах.
– Хорошо, Карл Абрамович! – послышался слабый голос из-за закрытой, облупившейся двери. Некромант улыбнулся, запахнул поплотнее длинный шлафрок с узорами из цветов и китайских драконов, и неспеша пошаркал по длинному, освещенному единственной тусклой лампочкой коридору в сторону рабочего кабинета. Нужно было подготовить инструменты и материалы.
Жорик неплохо знал город, да и у Карла Абрамовича ему уже приходилось бывать, но сейчас все равно заблудился в переплетении узких и темных улиц в самом сердце Коломны. Табличек с указанием номеров на домах не было, похожие друг на друга низкие арки в приземистых, слипшихся от вековечной сырости мрачных домах походили одна на другую, и ему пришлось поплутать минут десять, прежде чем он нашел нужный въезд во дворы. Жорик осторожно провел автомобиль мимо угрожающе накренившихся переполненных мусорных баков, и попал в тесный колодец двора, окруженный серыми стенами, покрытыми трещинами и плесенью. Со всех сторон таращились окна: старые, мутные, темные или тускло светящиеся грязно-желтым, как капли густого гноя. Ветхая деревянная дверь парадной Карла Абрамовича была приоткрыта и перекошена на ржавых петлях, намертво упираясь в неровный мокрый асфальт. Жорик остановил машину, вышел и открыл багажник.
– Что за дела! – воскликнул он раздосадовано. – Нет, ну как так-то, а?
Из багажника несло острой и кислой вонью. Скрючившийся в три погибели пленник поднял голову из вязкой лужицы рвоты, посмотрел потухшим взглядом и сказал:
– Я хочу домой.
Жорик всплеснул руками и выругался. И как это все отмывать? Запах теперь несколько месяцев не выветрится, а может быть, и вообще никогда!
Он нагнулся, схватил Платона за воротник и ремень джинсов, но тот вдруг пронзительно завизжал, извернулся, и с неожиданной силой лягнул упыря в плечо. Это было уже слишком.
