Оживленный перрон встретил нас гулом голосов и паровозными гудками. Люди сновали по каменным дорогам туда-сюда. Суета омывала подобно волне. Было сложно сосредоточится.
«Я не привык к такому количеству народа… Куда все так спешат?»
Пока мы пробирались вперёд, кто-то смотрел исподтишка, а незнакомые граждане всё приветствовали и благодарили за службу. Эрвин нервно вертел головой, не в силах уследить за потоком пассажиров. В то время как я старался двигаться спокойно, шагал вперёд и рассекал людское море, как тяжёлый танкер.
Резкий звук гудка заставил поморщиться, но Эрвин и бровью не повел — брат был занят важным делом: искал подозрительных людей. Глупый рыжеволосый психопат часто робел, когда был в людных местах. Гражданская жизнь офицеру среднего звена была чужда, в отличие от меня, человека, что не единожды провожал солдат на учения.
Когда поезд подъехал, мы расположились в одном из лучших вагонов. Эрвин поежился на жестком сиденье, а я откинулся на спинку лавки и приготовился к долгой поездке домой через Земли Вракса.
Эрвин всё бросал тревожные взгляды по сторонам и опасался любого шороха. Пришлось вновь положить руку на плечо и успокоить трусливого братца:
— Не волнуйся. Мы вдвоём быстро перестреляем всех, кто посмеет на нас напасть. Пусть только покажутся… — я показал ремень с кобурой.
Парабеллум коварно поблескивал холодным металлом. Пистолет затаился во внутреннем кармане пиджака и ждал момента. Как хищник, боевой товарищ терпеливо выслеживал добычу. Гладкий ствол, отточенный временем и опытом, казалось, дрожал от нетерпения и был готов в любой момент выплюнуть заряд.
Столь манящий смертоносный инструмент хранил целые истории. Парабеллум ждал часа, когда он вновь станет орудием судьбы в руках человека, что был облечен военной властью… но в отличие от тех, кто владел пистолетом раньше, я скорее был обречён ею.
Протяжный гудок возвестил об отправлении. Состав тронулся в путь. Эрвин вздрогнул от неожиданности, а я остался невозмутимым. Лишь легкая дрожь проскакивала местами, пока разум затянуло туманом мыслей.
«Земли Вракса, что мы посетим проездом, не самые спокойные, но… Думаю всё будет хорошо» — но у беспокойства были основания.
Вракс не было простым городом. Его Земли представляли собой целый регион, где индустриализация достигла апогея. Поэтому во Враксе каждый шаг сопровождался грохотом станков и лязгом металла и даже воздух был пропитан запахом смазки и горячего железа.
Но за суровой оболочкой скрывалось индустриальное сердце Гегемонии — промышленный центр, где рождались величайшие технологические чудеса. Ведь именно во Враксе, в недрах промышленного ада, появились первые механизмы и изобретения мудрейших мыслителей Сорифа. И они изменили будущее континента. Танки, стрелковое оружие, машины — всё производилось на предприятиях огромного города-крепости.
Я, как и Эрвин, боялся и ненавидел Вракс, ведь однажды в глубинке, среди доменных печей и заводских цехов, зародилось движение радикальных социалистов. Мощные голоса народа, как гром посреди машинного лязга, призывали к борьбе за права рабочих. Люди, закалённые в огне промышленного ада, не боялись поднять кулаки против угнетателей, что жаждали обогатиться за счёт пота и крови трудящихся масс.
Лидеры радикалов, что были вдохновлены идеями равенства и справедливости, вели за собой толпы измождённых рабочих, рисковали собственными жизнями ради лучшего будущего. Речи, полные страсти и негодования, зажигали искры бунта в сердцах тех, кто много лет страдал от эксплуатации и долгой гражданской войны.
Из-за радикалов забастовки, подобно вспышкам молний, сотрясали Вракс, парализуя работу заводов и фабрик. И хоть они стали повседневной рутиной для большинства жителей… но приезжих это устрашало.
Рабочие, объединённые общей целью, выходили на улицы и требовали достойных условий труда и справедливой оплаты. Яркие лозунги, подобно молотам, разбивали оковы угнетения, а решимость многих, что была закалена в жерле промышленного капитализма, была непоколебима.
Власти испытывали беспокойство и были крайне озабочены нарастающим влиянием радикальных социалистов. Чиновники активно противодействовали радикальному течению и предпринимали меры, что были направлены на укрепление власти и подавление забастовок и митингов.
Властители стремились к поддержанию стабильности и контроля, поэтому прибегали к самым разным тактикам и стратегиям. Они ужесточали надзор за средствами массовой информации, подавляли любые попытки организации массовых протестов и акций. Когда в некоторых других регионах ещё сохранялась хоть какая-то свобода прессы и выражения мыслей, во Враксе всё было совсем по-другому. Власть оперировала разнообразными методами пропаганды и пыталась создать образ врага, чтобы мобилизовать общественное мнение против социалистических идей.
Таким врагом стал Сталлионград.
Обычным гражданам, что страдали от экономических трудностей и социальной несправедливости, преподносили Вестрию под видом абсолютного зла. Но власти Вракса укрепляли позиции против социализма, поэтому использовали Сталлионград.
Многие верили, что он являлся прямой угрозой для всего мира. И всё из-за его идей и желания устроить антибуржуазную революцию по всей планете. И я знал, что всё так и есть с первых рядов.
«Но я почему-то уверен, что у них ничего не получится…»
— Эй, Фаррен… Ты там не уснул? — Эрвин ткнул в меня локтем, пока я задумчиво смотрел в окно.
— Нет, не уснул. Просто мы въехали во Вракс и медленно захотелось блевать.
— Тоже почувствовал, как воздух стал тухлым?
— Я бы сказал, что он стал токсичным. Нужно было взять противогаз, а не Парабеллум, хе… — я постучал по пистолету через пиджак.
— Пхе, верно подмечено. Узнаю мой любимый Вракс… Но хотя бы зимой здесь дышится гораздо свободнее, да и забастовок с саботажем поменьше.
— И почему же забастовок становится меньше именно зимой? — я заинтересовался.
— Не в курсе почему, не учёный. Но по моим наблюдениям забастовок действительно на процентов двадцать меньше, — его живот заурчал. — Слушай, брат, может пойдём поедим чего? Я с самого утра особо ничего и не ел. Перекусить было особо нечем. Сам понимаешь…
— А я вот как вспомню, что ты вытворял с горничной прямо перед Арги… так сразу… — я поморщился от отвращения и хотел было договорить, но меня перебили:
— Ты такой серьёзный стал, не узнаю тебя Фаррен. Этот