заявление мгновением позже, когда приносят закуску вместе с бутылкой шампанского и двумя бокалами. Официант с размаху открывает бутылку, прежде чем налить нам по бокалу и поставить игристое в ведерко со льдом. Не взглянув на меню, Илья заказывает оба наших блюда, не останавливаясь, чтобы спросить, люблю ли я утку, которую я никогда не пробовала, так что это не имело бы значения.
Когда мы остаемся одни, Илья поднимает бокал с шампанским, чтобы поздравить меня, и я повторяю его жест, слегка стуча нашими бокалами друг о друга. Я никогда раньше не пробовала шампанского, и пока странно кислый, почти грейпфрутовый вкус стекает по моему горлу, я наслаждаюсь газировкой. Илья с интересом наблюдает за мной, словно заинтригованный, какой может быть моя реакция. Вместо того чтобы остановиться, чтобы удовлетворить его, я натягиваю на лицо нейтральное выражение и отставляю шампанское в сторону.
— Илья, скажи мне. Сколько тебе лет?
Мой спутник шокировано фыркает, и на мгновение прикрывает рот рукой, отставляя свой напиток в сторону. Интересно, не испытываю ли я судьбу, переходя сразу к делу, но мои нервы не позволяют мне быть вежливой. Я склона быть резкой, когда что-то меня напрягает.
— Мне двадцать семь, — мягко говорит он, его глаза танцуют, когда он пристально смотрит на меня. — А тебе, должно быть, сколько, девятнадцать?
— Хорошая догадка. — Но это легко, учитывая, что он знает, что я слишком молода, чтобы пить, и достаточно взрослая для колледжа.
Он не дал мне никаких признаков того, что помнит меня с первого нашего разговора, поэтому я сомневаюсь, что он назвал это число, основываясь на том, что знал, что мне было семнадцать, когда мы встретились. С чего бы ему меня помнить? В тот день у него явно были более важные мысли, и мы разговаривали всего несколько минут. Более важным соображением является тот факт, что это делает его на восемь лет старше меня — довольно существенная разница, по-моему.
— И что именно ты делаешь, что позволяет тебе позволить себе Ламборгини в возрасте двадцати семи лет? — Спрашиваю я легкомысленно, снова беря шампанское, чтобы сделать еще один глоток жидкой храбрости.
— Я пахан Шулайской Братвы.
Я едва успела поднять руку, чтобы не разбрызгать шампанское по всему столу, и мои глаза слезятся, когда я заталкиваю жгучую жидкость в горло. Из всех вещей, которые я ожидала услышать от него, это было последним в моем списке. Я представляла, что он найдет какой-нибудь эвфемизм, чтобы намекнуть на работу с какой-нибудь Братвой или кем-то вроде того, что-то об управлении «международными деловыми отношениями для прибыльной торговой компании» или что-то в этом роде. Не могу поверить, что он просто так сказал, что он член русской мафии.
Мне требуется несколько мгновений, чтобы прийти в себя, и мне приходится прочищать горло, прежде чем мне удается снова заговорить.
— Извини, — начинаю я небрежно, как будто мой ответ был не более чем чихание. — Должна признать, я на самом деле не знаю, что делает пахан.
Илья слегка усмехается.
— Он лидер.
У меня в животе скапливается свинец, когда я открыто смотрю на Илью. Вот я, сижу за столом напротив главы Братвы, и только что нагло попросила его рассказать мне историю своей жизни. И еще более сбивает с толку тот факт, что он это делает. Внезапно я не знаю, что сказать. Илья смотрит с легким весельем несколько долгих мгновений, прежде чем протянуть руку через стол, чтобы слегка поддеть пальцем мою челюсть, медленно ее закрывая.
— Так что, раньше, когда ты говорил мне, что у тебя есть враги…? — Я спрашиваю мягче, оставляя свой вопрос открытым теперь, когда я знаю, с какой рыбой я плаваю, больше похожей на акулу, чем на рыбу, если быть честной с собой.
— У меня их много, — признается он, выражение его лица становится серьезным, когда он бросает на меня серьезный взгляд. — Худший из которых не так давно убил моего отца, и вот так я стал паханом.
Вес его слов несет с собой печаль, хотя Илья, кажется, не слишком эмоционально относится к смерти отца. Интересно, каким человеком он должен был быть, чтобы воспитать такого сына, как Илья.
— Так это обычное дело для кого-то твоего возраста быть паханом?
Илья качает головой, подтверждая мои подозрения.
— Это было необходимостью, учитывая, что наша Братва осталась без лидера прямо перед натиском территориальной войны. Я… заслужил свое звание на работе, так сказать.
— И тебе это нравится? Быть главным? — Я наклоняюсь вперед, очарованная тем, насколько открытым был Илья до этого момента, каким-то образом возбужденная и соблазненная им, хотя здравый смысл подсказывает мне, что мне следует бежать куда подальше прямо сейчас, или ловить такси как можно скорее, черт возьми. Но вместо этого меня тянет к этому сильному, опасному мужчине с глубоким, сексуальным голосом и соблазнительным русским акцентом.
— Это то, для чего я рожден, — просто говорит он, его пронзительный взгляд заставляет мою кожу покалывать.
— Ты не ответил на мой вопрос, — указываю я, прищурившись.
— Я думаю, что ответил на достаточно твоих вопросов о моей жизни на сегодня. Я бы хотел узнать больше о тебе. Моя сестра сказала мне, что ты танцовщица. Балерина? Илья наклоняется вперед, переплетая пальцы, и ставит локти на стол в глубоком раздумье.
Я на мгновение теряю равновесие от его откровения, и мне требуется мгновение, чтобы вспомнить лицо девушки, с которой он стоял в очереди во время регистрации. В ней было что-то знакомое, и внезапно я вспоминаю нашу первую встречу и то, как Илья сказал мне, что его сестра ходит в школу Энглвуд. В то время я задавалась вопросом, не была ли это попыткой обмануть меня, чтобы я села в его машину, но теперь я уверена, что он говорил правду. Она, должно быть, училась со мной в одной школе, хотя, вероятно, на класс младше, потому что я не знаю ее имени.
— Да, именно поэтому я выбрала колледж Роузхилл. У них одна из лучших программ по искусству в стране.
— Так мне сказали, — сухо говорит Илья, его характерная бровь приподнимается от удовольствия, которое я не совсем понимаю. — И ты пошла бы в колледж, чтобы
