Айви Торн
Извращенная принцесса
1
ГЛЕБ
Я не раз говорил себе, что не буду больше ходить мимо убежища девочек, но, похоже, не могу остановиться. Поэтому в конце дня, возвращаясь домой от Петра, я прохожу мимо своего дома в квартале Гарлем и продолжаю идти до конца квартала. Я спускаюсь вниз и иду за угол к дому с пятью спальнями, который девочки снимают вместе, всего в полумиле от меня.
Это совсем недалеко. И заглянув туда, я успокоюсь.
Поднимаясь по ступенькам гарлемского дома из красного кирпича, я даже не стучусь, прежде чем мой человек Игорь открывает дверь. Без сомнения, он видел, что это я. Он уже привык к моим визитам.
— Пришел на ежедневный осмотр? — Шутит он по-русски, как только я переступаю порог дома. — Пришел убедиться, что я все еще выполняю свою работу на должном уровне?
Дверь мягко закрывается за мной, и он задвигает засов.
— Пришел убедиться, что я не застану тебя снова спящим, — сухо отвечаю я. Однако единственные мужчины, которых я готов разместить здесь, это только те, на кого я могу положиться, зная, что они будут вести себя наилучшим образом и находиться в полной боевой готовности.
— Эй, я просто отдыхал и тренировал другие органы чувств, — поддразнивает он.
— Занимайся тренировками в свободное время. Если ты снова будешь выглядеть таким расслабленным, тебе лучше сразу пустить пулю между глаз. Я не любитель юмора — особенно когда речь идет о моей работе. — И в моих глазах защита этих женщин полностью ложится на мои плечи, потому что мой пахан заверил их, что они находятся под защитой Велеса.
— Конечно, босс, — говорит Игорь, и ухмылка исчезает с его лица.
Я отрывисто киваю ему и, пройдя мимо него по коридору, направляюсь на кухню, где часто собираются девушки. Немного потрепанная обстановка съемного дома придает помещению теплое, знакомое, почти домашнее настроение. И хотя я знаю, что Петр предлагал поселить девочек в более красивом и удобном месте, я уважаю их решимость стоять на собственных ногах ну, или десяти ногах вместе взятых.
Учитывая, что Михаил согласился на перемирие с Петром, я полагаю, что уровень защиты, который я для них заказал, не будет лишним. Я не должен быть так строг к своим людям за то, что они устроились поудобнее, когда девушки, скорее всего, полностью выпали из поля зрения Михаила. Но как бы я ни уважал усилия моего пахана найти мирное решение нашего конфликта, я не доверяю лидеру Живодеров. И я не хочу рисковать безопасностью девочек, полагаясь на слова такого безумца-садиста, как Михаил.
Я знаю таких, как он, всю свою жизнь. И если он согласился на перемирие, то только потому, что это дает ему какие-то скрытые преимущества. Я говорил об этом Петру, но боюсь, что моему молодому пахану еще предстоит усвоить тяжелые жизненные уроки. Не каждый может быть таким циником, как я. Особенно в моем возрасте.
Так что, вместо того чтобы спорить с боссом, я пока что продолжу поручать Игорю и еще нескольким моим людям роль няньки для пяти оставшихся женщин, которых мы спасли из лап Михаила. В отличие от десятков других девушек, которых мы вытащили из грузовика, этим пятерым некуда было вернуться после освобождения, и я не хочу, чтобы они случайно попали обратно в его руки.
Не думаю, что Михаил сочтет их настолько ценными, чтобы искать их. Но с тех пор, как девушки устроились на работу и переехали подальше от дома Велеса, моя интуиция не перестает меня подтачивать.
А я давно научился доверять своим инстинктам.
Если я и могу поблагодарить отца за что-то, так это за тренировки, которые он привил мне настолько глубоко, что во многих отношениях я больше похож на отточенное оружие, чем на человека. Поэтому, когда мои органы чувств подсказывают мне, что что-то не так, я прислушиваюсь. Именно поэтому я каждый день заглядываю к ним, чтобы проведать. Я обследовал убежище девочек бесчисленное количество раз с тех пор, как они переехали, но не могу избавиться от ощущения, что они в опасности.
Смех из кухни привлекает мое внимание, и я, как мотылек на пламя, тянусь к этому живому звуку. Я начинаю задумываться, не связано ли ноющее чувство в моем нутре с моим влечением к Мэл. Что-то в ней привлекло мое внимание с того самого момента, как я положил на нее глаз.
Я никогда не забуду ту ночь, несколько недель назад, когда мы с моими людьми устроили облаву на партию девушек-подростков, прибывших из Колорадо. Я не могу выкинуть из головы то ужасное, испуганное, одурманенное наркотиками состояние, в которое люди Михаила привели девочек, чтобы подчинить их себе. И все же Мелоди, такая уязвимая и полностью недееспособная, умудрялась демонстрировать такое яростное неповиновение. Язык этой женщины мог заставить покраснеть моряка. Я нашел ее пленительной, а ее силу — вдохновляющей. Как принцесса-воин, она была бесстрашна, несмотря на тяжелые обстоятельства.
И теперь я не могу выбросить ее из головы.
А надо бы.
Она не заслуживает того, чтобы быть втянутой в мою поганую жизнь. Ей всего восемнадцать, на восемь лет моложе меня, а это практически целая жизнь для женщины такого возраста. Не говоря уже о том, что она достаточно пострадала от рук людей Михаила. Мне не нужно наказывать ее еще больше, приобщая к своему миру насилия и преступлений.
Меня встречает вид дешевых шкафов из древесно-стружечной плиты, выкрашенных в нежно-мятный зеленый цвет. Они занимают всю устаревшую кухню, и когда я огибаю угол и ступаю на черно-белый клетчатый пол, на меня смотрят три пары глаз. Три одинаковые улыбки сопровождают искрящиеся взгляды, и я понимаю, что попал на что-то интересное.
— Дамы, — приветствую я, встречаясь взглядом с Мэл, Энни и Тиффани по очереди.
— Привет, Глеб, — приветствует меня Тиффани, ее пальцы делают свое фирменное движение, закручивая колечки ее светлых волос.
Но мои глаза не задерживаются на ней. Вместо этого они переключились на суетливые движения Мэл. Она собирает бумаги, разбросанные по кухонному столу, в беспорядочную кучу и бесцеремонно запихивает их обратно в манильский конверт.
— Ты не собираешься ему показывать? — Спрашивает Энни, ее карие ланьи глаза расширяются от недоверия.
— Что она должна показать? — Я мягко подталкиваю темноволосую, гавайскую красавицу, демонстрирующую редкий случай застенчивой энергии.
— Ничего, — говорит Мэл, прижимая
