с высоко поднятой головой.
За годы насилия я стала мастерски скрывать свои истинные чувства. Не хочу, чтобы люди видели мою уязвимую сторону, потому что знаю, что они используют ее против меня.
Потянувшись за стаканом воды, я делаю глоток.
Поставив стакан на стол, взгляд миссис Аккарди останавливается на моей шее.
— Откуда взялись синяки?
— Синяки? — спрашивает миссис Фалько, и черты ее лица напрягаются.
Я чувствую, как напрягается воздух за столом, и понимаю, что если посмотрю на Дамиано, то он, скорее всего, бросит на меня предупреждающий взгляд, чтобы я держала язык за зубами.
Мое упрямство, которое на прошлой неделе немного успокоилось, вспыхивает с новой силой, отчего мой гнев усиливается.
Я никогда не скрывала своих синяков и отказываюсь лгать ради кого бы то ни было. Из-за этого у меня много раз возникали неприятности.
В памяти всплывает случай, когда Санто избил меня за то, что я посмела искупаться в жаркий день. Его друзья пришли и увидели меня в купальнике.
В тот день брат вывихнул мне челюсть, и когда наш священник пришел с визитом на дом, я не стала прятаться, как было велено.
Не то чтобы священник что-то предпринял, увидев мое покрытое синяками лицо. Мой маленький акт неповиновения стоил мне двух сломанных ребер и трех дней, проведенных взаперти в комнате без еды.
Даже несмотря на то, что из-за моего острого языка я, возможно, получу взбучку, я не могу сдержать слов, которые так и рвутся с моих губ.
— Я споткнулась и случайно задела пистолет мистера Фалько. Он схватил меня за шею и швырнул на пол.
Миссис Фалько ахает, ее лицо становится ужасно бледным. Она издает такой же сдавленный звук, как и я, когда ее сын чуть не задушил меня до смерти.
Дамиано вскакивает на ноги и, схватив мать за плечи, присаживается на корточки рядом с ее стулом.
Его тон удивительно мягок, когда он говорит:
— Дыши, мама.
Ее дыхание учащается, и становится ясно, что у нее приступ паники.
Черт.
— Простите, — говорю я, чувствуя себя ужасно из-за того, что не смогла промолчать. Я не хотела, чтобы у миссис Фалько начался приступ паники.
— Убирайтесь! — кричит Дамиано. — Все!
Я вскакиваю со стула за долю секунды. Выбегая в коридор, я слышу, как Дамиано с любовью шепчет:
— Все в порядке, мама. Я здесь. Ты в безопасности. Он больше не сможет причинить тебе боль.
Миссис Аккарди кладет руку мне на плечо, бросая на меня обеспокоенный взгляд.
— Ты в порядке?
— Не сейчас, ма, — бормочет Карло. — Габриэлла, тебе лучше пойти в свою комнату.
Кивнув, я поспешно удаляюсь, потому что мысль о том, что я стала причиной панической атаки у матери Дамиано, тяжелым грузом ложится мне на сердце.
Он убьет меня.
Закрыв за собой дверь спальни, я обхватываю себя руками и качаю головой.
Dio. Что я наделала?
Чувствуя себя зверем в клетке, которого вот-вот забьют, я начинаю расхаживать по комнате.
Мне не следовало ничего говорить.
С каждой минутой мне кажется, что стены надвигаются на меня.
Растущее напряжение становится невыносимым, и одно за другим травмирующие воспоминания выползают из тени.
Все те разы, когда мать била меня.
Бесчисленные дни, когда я была заперта в своей комнате.
Бесконечный голод.
День, когда отец выбросил меня с балкона. Он пытался убить меня только один раз, потому что вскоре после этого привел Стефано домой и объявил о нашей помолвке.
Мои руки опускаются по бокам, и я смотрю в пустоту, пока одно воспоминание за другим проносится в моей голове.
К тому времени, как дверь моей спальни распахивается, дыхание срывается с моих губ, а тело сотрясает дрожь.
То, что меня не убивает, делает меня сильнее.
Я жду, что Дамиано вытащит пистолет и пристрелит меня, но вместо этого он шагает ко мне.
Несмотря на то что я до смерти напугана, я не шевелюсь.
Когда его пальцы в очередной раз обхватывают мое горло, и он отталкивает меня назад, прижимая к стене, у меня вырывается писк. Я хватаю его за запястье левой рукой, а правой упираюсь в его слишком твердую грудь.
На какое-то мгновение глаза Дамиано впиваются в мои.
Каким-то образом мне удается заметить, что его хватка на моем горле уже не такая крепкая, как раньше.
Гнев изливается из него сокрушительными волнами, и я с трудом сглатываю, когда становится почти невозможно выдержать его взгляд.
Его голос звучит как раскат грома, когда он рычит:
— Никогда больше не говори ничего подобного в присутствии моей матери.
И вот опять я рискую больше, чем следовало бы, когда говорю:
— Я не стану никому лгать, включая тебя.
Он так сильно сжимает челюсти, что на виске начинает дергаться мышца, и кажется, что сейчас его зубы заскрежещут друг о друга.
Он еще не убил тебя. Не дави на него.
В течение многих лет мне приходилось бороться за себя, и это очень сильно бьет по моей гордости, когда я шепчу:
— Я сожалею, что расстроила твою мать.
Его хватка на моем горле ослабевает, и я удивляюсь, когда его взгляд опускается на синяки, оставленные им на моей коже.
Я чувствую, как его большой палец касается моей кожи, и это вызывает у меня изумление.
Еще ни один мужчина не прикасался ко мне так нежно.
Мой желудок начинает сжиматься от нервов; но не от страха, а от странного чувства предвкушения. Аромат его одеколона и мужественности наполняет воздух вокруг меня.
Я помню, с какой любовью Дамиано говорил со своей матерью, и он относится к ней так, словно она ему дорога.
Интересно, каково было бы оказаться под защитой такого могущественного человека?
Никто не смог бы причинить мне боль.
Он переводит взгляд на мою руку, держащую его запястье, поэтому я быстро отпускаю его. Мои руки опускаются по бокам, и, радуясь, что позади меня стена, я наваливаюсь на нее всем весом.
Dio, любовные романы и Бриджертоны действуют мне на нервы. Дамиано Фалько — не тот мужчина, о котором можно мечтать.
Он отходит от меня на шаг, и я не могу оторвать взгляда от его мускулистого тела.
Когда я прочитала страстную сцену в одной из книг, я почувствовала, как у меня в животе все сжалось; и смотря на Дамиано, я чувствую то же самое. Только сейчас оно гораздо сильнее.
Он слегка наклоняет голову, его глаза прищуриваются, когда он смотрит на меня.
Проклятье.
На мгновение я опускаю голову и, прогоняя охватившее меня влечение, делаю глубокий вдох. Убедившись,
