благоприятный день, густеющие тучи над головой не хотели с этим считаться. Скоро он понял, что дождя не миновать. Прошло еще несколько напряженных минут, во время которых караван поднимался в полной тишине… И вдруг забились верблюды, замычали быки, и Дамбий с ужасом увидел, что навстречу с огромной скоростью движется полужидкая красноватая лавина. Сель! В безумном испуге быки бросились в разные стороны от дороги, и не было сейчас силы, которая могла бы их остановить. Поток обрушился на подводы Цамбы.
Катастрофа! Закричали люди, заржали лошади. В мгновение ока все смешалось — люди, животные, жидкая грязь. Детишки, ягнята и козлята нашли спасение на северном склоне горы. Оттуда им хорошо было видно все происходящее на дороге. Несколько женщин, шарахнувшись в сторону, угодили в горную речку, которая вышла из берегов, и едва выбрались живыми на бугор. Дамбий и Цамба, пытаясь спасти груз, вцепились в лошадей. Но мощный поток вышиб Дамбия из седла. Он еле успел ухватиться за конский хвост. Его голова то погружалась в воду, то показывалась на поверхности. Когда лошадь отчаянным рывком вынесла хозяина на сушу, Дамбий дышал через силу. Приподнявшись, он тщетно старался увидеть своих быков, которые везли деревянные сундуки с домашним скарбом. Цамба, который выкарабкался из потока на четвереньках, едва переведя дух, также старался отыскать своего сарлыка, который вез деревянную, на четырех ножках, укладку его жены.
Вот тебе и благоприятный день! Очевидно, на гребень горы обрушился жестокий ливень с градом, что и привело к беде. Оба мокрые, как водяные крысы, Дамбий и Цамба сошлись вместе.
— Что за мерзавец назвал тебе сегодняшний день благоприятным? — прищурив глаза, спросил Цамба. — Мы все едва не погибли. И ты хорош! До сих пор не избавился от предрассудков, дурень этакий! Все по твоей милости произошло.
Дамбий отвернулся. В самом деле, не утешения же ждать от Цамбы. А сколько еще горьких, но справедливых слов скажут ему земляки? Как же все-таки могло случиться, что с ясного неба гром грянул? Он задумался. Ну конечно, с утра были дурные предзнаменования, а Дамбий их не принял в расчет: поутру эта негодница Бадам опрокинула кувшин с молоком. Мало того, она еще чистила котел прямо на лужайке. Эти мысли родились у Дамбия из тех предрассудков, которые достались ему в наследство от его отца Туваана.
Дамбий на миг закрыл глаза, а когда снова открыл их, то увидел, как конь-трехлетка из хозяйства Цамбы, груженный запасной юртой, попав в поток, сумел освободиться от своей ноши, которую тут же унесло течением. Ох и достанется же теперь Дамбию от Цамбы! И поделом ему: не станет в следующий раз закрывать глаза на недобрые приметы.
СМЯТЕНИЕ
Давно уже земля вокруг обрядилась в белые зимние одежды. Озера и реки стали неподвижны, скованные мощным ледяным панцирем. Вода сопротивлялась долго, но в конце концов покорилась: холода — противник серьезный.
Жители с побережья реки Сайнусны-Гол обосновались на зимнике, кое-как оправившись после драматического происшествия в горах. Этот зимник обживался уже добрых два-три десятка лет. Вокруг него скопились целые горы навоза, в иных местах громоздящиеся выше юрт.
В морозы мелкий рогатый скот жмется к человеческому жилью, а когда становится и вовсе невтерпеж, овцы и козы набиваются в юрты. Лежат они смирно, вылизывая друг у друга шерсть и приглушая таким образом сосущее чувство голода.
Зимовка для семьи Дамбия началась как обычно. Из года в год члены ее по очереди выпасали крупный скот, а мелкий бродил сам по себе. Изредка проверяли, все ли верблюды и лошади целы. Иногда во время проверки обнаруживали замерзшее животное. Жалко, слов нет, но рабочих рук в хозяйстве недоставало, где уж тут уберечь каждую голову скота! Случалось, животное исчезало бесследно, и, обнаружив на гребне горы заледеневший труп, каждый хозяин думал, не его ли это скотина погибла? Распознать было трудно. Даже волки не могли добраться до мяса погибших, которые превращались на морозе в камень. Надо было дожидаться тепла. Ну, а тогда падаль становится легкой добычей, первыми за нее принимаются черви и насекомые.
Труднее всего зимовал скот, не нагулявший жира в теплое время года. Часто, не дожидаясь, пока скотина падет, ее забивали. С первыми теплыми днями, возвещавшими близкую весну, животные приносили приплод. Днем солнышко уже пригревало, однако вечером морозило, и молодняк начинал замерзать. Тогда люди брали новорожденных в юрты, где становилось так тесно, что и присесть не оставалось места. Было жарко и шумно, остро пахло мочой животных, но хозяева не жаловались, напротив, ходили радостные и веселые. Пусть плодится скот, а уж они постараются сохранить и выходить молодняк.
По таким вот издавна сложившимся законам должна была завершиться зимовка и в этом году. Однако нынешняя зима посеяла смятение в душах Дамбия, Цамбы и их земляков.
Началось с того, что в самом начале зимы из аймачного центра возвратился домой Баасан Туда-сюда. Обычно, как уже говорилось выше, он зиму жил в городе, работая по найму в разных учреждениях, а летом вкушал сладость жизни в худоне. Он и теперь в конце осени распрощался с женой и детишками до теплых дней. И вот его внезапному возвращению удивился весь хотон. На расспросы Баасан отвечал, что вернулся, мол, с важным поручением, в подробности не входил, и земляки ломали голову над его загадочным поведением. Недоумевал и Дамбий. «Наверняка, — говорил он своим домочадцам, — Баасан приехал с чем-то серьезным. Недаром он тут важной птицей расхаживает. Говорят, он служил в солидных учреждениях, вплоть до аймачного исполкома». В этих словах была известная доля правды — позже выяснилось, что Баасан и впрямь служил там в должности завхоза. Было ясно также, что Туда-сюда поднаторел в государственной службе и по части разных законов и порядков мог дать сто очков вперед самому опытному и смекалистому из своих земляков.
На другой день кое-что прояснилось. Баасан поднялся спозаранку, разбудил всех соседей и предложил им хорошенько расчистить стойбище, выложить камнями его границу. Получилось неплохо. Пока люди работали, сам организатор их коллективной деятельности покрыл свою юрту поверх войлока новенькой белой бязью. Но на этом инициатива горожанина не иссякла. Еще через день он снова созвал соседей и повел их на край стойбища, где велел выдолбить глубокую яму. Земля не поддавалась, люди бранились, но бросить работу не решались — в их понятии Баасан был городским начальником, распоряжения которого — закон. Только старая Лундэг ослушалась приказа. Она-то раньше всех догадалась, для чего роется яма. «Там будет отхожее место, вот что, — заявила она
