со стула с высокой резной спинкой и подошел к коленопреклоненному воину. Он положил свою иссохшую ладонь на голову воина, давая тому утешение, – видимо, так угодно Господу. – Он развернулся и подошел к окну башни, смотревшему на равнину, где располагались шатры лагеря французской армии. – Чей это флаг и герб? – Епископ повернулся к де Мирпуа и жестом подозвал того. – Мои глаза стали слабеть…
Пьер-Рожэ подошел к окну и посмотрел в направление, указанному рукой де Марти. На частично восстановленной башней барбакана, слева возле большой палатки красовался и трепетал на ветру стяг желтого цвета, украшенный тремя черными стропилами – герб его злейшего врага, герб и флаг того, кто отнял жизнь его отца, изгнал его из родовых земель, замков и угодий, сделал изгоем в родной стране, кто превратил его в затравленного охотничьими псами волка, мечущегося по лесам и скрывающегося в пещерах, которых, слава Господу, в здешних краях было предостаточно.
– Ги Третий де Леви, внук наследного маршала де Ла Фо, потомок того, кто убил моего отца и присвоил себе мои земли, замки, кто растоптал ногами герб моих предков, кто прилюдно помочился на труп моего отца… – могильным голосом ответил де Мирпуа.
– Слава Богу, что, хотя бы, графа де Фуа здесь нет… – непонятно для чего вслух произнес епископ.
– А вот здесь, отче, позвольте мне не согласиться с вами! – Мирпуа резко повернулся к де Марти, сделался багровым от злости, кипевшей в его груди. – Жаль, что этот Иуда не видит плоды своих предательств! Благородная Эсклармонда…
– Не надо приплетать сюда его благородную бабушку… – резким и, одновременно, тихим голосом осадил его епископ. – Франки не решались прийти сюда до тех пор, пока был жив ее племянник, граф Рожэ-Бернар Великий! Внук лишь жалкая тень своих великих и могущественных предков-графов де Фуа… – Мирпуа сжал руки в кулаки, но епископ миролюбиво улыбнулся и снова, словно малое дитя, погладил рыцаря по седым волосам, слипшимся от пота, крови и грязи. – Это, сын мой, большая политика. Король Франции Людовик – весьма деятельный и ревностный католик. Своим худым и сутулым видом он умудрился запугать половину Европы. Да что там Европу! – Де Марти сурово нахмурил брови, желваки выступили на его изможденном и аскетичном лице. – Даже Рим и его папы дрожат, словно зайцы, ловя открытыми ртами любое слово, вылетающее изо рта этого человека…
Пьер-Рожэ схватился руками за волосы и, покраснев от натуги, ненависти и злости, кипевших в его сердце, закричал:
– Господи! За что ты мучаешь меня?! Как же я ненавижу этих ублюдков! Как же я стал ненавидеть весь мир!!!..
Бертран де Марти тяжко вздохнул и обнял рыцаря, прижимая его голову к своей впалой груди аскета и отшельника.
– Не надо, сын мой… – прошептал он на ухо рыцарю. – Не гневи Господа, наполни душу и сердце покоем и смирением. Изгони дьяволов, терзающих твою бессмертную душу…
– Господи! Да о чем вы говорите, отче?!.. – Мирпуа резко оттолкнул епископа, сжал руки в кулаки и вскрикнул. – Я бы душу продал дьяволу, лишь бы не видеть всего этого позора!..
Епископ закрыл лицо руками и зашатался от усталости, лишений и услышанного богохульства.
– Остановитесь… – тихим голосом произнес он. – Умоляю вас, Мирпуа…
Катарский воин зло сузил глаза и ответил:
– Где же наш Господь?! Где?! Где?!.. – он зло и торжествующе улыбнулся. Это был оскал дьявола, чьи адские огни засверкали в глазах рыцаря. – Что-то я не вижу его воинства, закрывающего нас своим щитом и изгоняющего врагов и антихристов с нашей благословенной земли Окситании! – Епископ тяжелым кулем плюхнулся на стул и безвольно опустил свою седую голову. Пьер-Рожэ торжествующе вскинул голову и прокричал. – Или, может быть, отче, вовсе не они, а мы антихристы, еретики и проклятые Богом люди?!..
Вместо ответа Бертран де Марти отнял руки от своего бледного, как снег, лица и спокойно посмотрел на рыцаря неотрывным взглядом. Глубина и сила его глаз, казалось, пронизывала рыцаря насквозь, разрывая в его сердце и душе гнезда сомнения, ереси и дьявольского наваждения, а на их место ставила умиротворение, светлую чистоту и непередаваемую душевную легкость, как глоток свежего морозного воздуха выветривая похмелье из головы.
– Я прощаю тебя, сын мой, – епископ ласково улыбнулся, – господь велел нам прощать грешников и не отталкивать заблудших овец, леча их любовью и словом…
Мирпуа повалился на колени перед этим великим человеком, чья теплота и вера разом умиротворили его мечущуюся душу. Он на коленях подполз к епископу, положил голову ему на колени и произнес:
– Простите меня, отче… – рыцарь поднял голову и посмотрел на Марти. – Порой у меня уже нет сил, а злоба и ненависть буквально захлестывают меня, превращая в адское создание…
– Успокойся и прекрати думать о своей личной войне с потомками того заблудшего крестоносца. Сосредоточься на главном, сын мой, – епископ взял его голову в свои руки и прижался лбом ко лбу рыцаря, – ты уверен, что Монсегюр обречен? – Мирпуа молча кивнул головой. Епископ нахмурился, взял себя в руки, разгладил морщины на лице и произнес. – Шансов никаких нет?..
– Никаких, отче…
– Значит, такова воля Господня. – Бертран де Марти поцеловал в лоб рыцаря. – Будем готовиться предстать мучениками пред Господом и Пресвятой Девой… – епископ покачал головой. – Умоляю тебя, Мирпуа, никому ни единого слова. Пока, по крайней мере… – рыцарь молча покачал головой, соглашаясь со словами епископа. – Прекрасно. Как идут дела у мэтра де Баккалариа? Когда будет готова его катапульта?..
– Не раньше, отче, чем через три дня… – Пьер-Рожэ реально оценивал время и, прежде всего, нехватку материалов, необходимых для строительства катапульты. – Пригодного дерева нет, мэтр пытается собрать машину из всего, что попадается под руку…
– Не впускайте в свои сердца сомнения и отчаяние, тогда и Господь поможет нам… – произнес епископ, но в его душе зашевелилась змея сомнения. Он помолчал пару минут, задумчиво глядя в окно, повернул голову к рыцарю и спросил. – Как твой сын?.. – Вместо ответа Пьер-Рожэ закрыл лицо руками и застонал. Бертран де Марти обнял его и прошептал. – Господь возлагает на него высокую миссию. Вставай и следуй за мной…
Пять лье южнее замка Монсегюр. 1 апреля 1267г. (Настоящее время)
Небольшой отряд осторожно двигался по узкой и извилистой горной дороге, поднимаясь все выше и выше в предгорья Пиренеев. Воины и кони устали, осторожно ступая по шатким камням дороги, то и дело, рискуя свалиться в пропасть, простиравшую свою глубокую глотку слева от дороги.
Два дня назад Ги в условленном месте встретился с разведчиком, который приблизительно объяснил
