Люди.
Лида. Что мне за дело до людей?
Петр. Они затравят нас обоих.
Лида. Любой, если только у него нет злого умысла, обязательно признает, что в этом случае мы имеем право. Имеем право! Где же тогда твое возмущение условностями? (Петр горько усмехается. Лида обиженно). Ты об этом лекции читаешь.
Петр. К сожалению! (При этих словах взглянул на часы, испугался). Мне пора на семинар! (Одним глотком выпивает кофе. Потом, застегивая плащ, наклоняется над столом и говорит так горячо и убедительно, как только умеет). Лида, вчера я получил тяжкий удар — я понял, что не могу на тебе жениться. Остались две возможности: сойти с ума от боли или сломить ее в себе. Ночью мы кое-как справились с этим; прошу теперь тебя, пойми, не могу я так сразу снова переключаться. Нам обоим нужен покой, нам нужно выспаться и все снова продумать. Прошу тебя об этом! Встретимся завтра вечером, ладно?
Уже стоя, пожал ей руку. Она не отвечает, только смотрит на него. Петр опустил глаза, он не хочет встречаться с ее взглядом, чтобы его решение не поколебалось.
Петр. Лидочка, это проверка… Будем сильными, как ночью, — что бы там ни было! (Еще раз пожимает ей руку, гладит по голове). До свидания, Лида!
Уходит, словно извиняясь. Веселая музыка все еще звучит. Лида сидит неподвижно. Потом опомнилась, поняла. Все, чему она не решалась верить, теперь заполняет ее мозг. На глаза снова навертываются слезы, на этот раз — иные. Она вскакивает и убегает. Человек в мантии поспешно направляется за ней, а когда ему не удается догнать ее, бросается разыскивать официанта.
Человек в мантии. Официант! Официант! (Вдруг с удивлением обнаруживает, что тот молча стоит рядом с ним).
Официант. Оставьте их…
Человек в мантии. Они не заплатили…
Официант (платит за них, переложив деньги из собственного кармана в кожаную сумку). Заплатят в другом месте… и, я бы сказал, им это дороже обойдется… (Убирая со стола, запивает эти слова кофе, до которого Лида так и не дотронулась).
20
Проекция гаснет.
Человек в мантии. Стибор Милан! (Стибор выходит на авансцену). Обвиняемый, реконструкция событий почти во всех пунктах подтверждает вашу вину.
Стибор. Мою? Мою? Не Петруса?
Человек в мантии. Оставьте Петруса в покое, мы сейчас говорим о вас. Тот факт, что вы его запугали…
Стибор. А разве не знаменательно, что он дал себя запугать?
Человек в мантии. Стибор, согласитесь, вы здесь вовсе не для того, чтобы задавать вопросы. Меня интересуют побуждения. Это было совершено из мести? Вы хотели отомстить Матисовой?
Стибор. Лиде? Господи, при чем тут Лида?
Входит Мать.
Мать. Он спрашивает, при чем она? Он еще спрашивает! Мало она ему горя причинила! Дети, неужели вам мало одного удара, зачем вы на глазах своих матерей напрашиваетесь на новые? Он любил ее больше, чем меня, мы приняли ее в семью, как родную…
Стибор. Это неправда!
Мать. У нее не было ни малейшего повода жаловаться, перед свадьбой я ее даже сама пригласила на чай и поговорила с ней, как с дочерью.
Стибор. Ложь!
Мать. Милан!
Стибор. Ложь! Мама, ты… лжешь!
Мать (кричит). Как ты со мной разговариваешь!
Дает ему пощечину, но тут же останавливается, смутившись.
Стибор. Мама… Ты не должна была этого…
Человек в мантии. Говорите, Стибор!
Стибор (тихо). В тот день я неожиданно пришел домой и увидел пальто Лиды. Мне пришло в голову… Я хотел… На цыпочках я подошел к двери и услышал их…
Мать. Клянусь, клянусь всем, что мне дорого, я точно передала каждое слово…
Стибор. Каждое слово! Но тон! Слова могут быть самыми лучшими, но если им придать другой тон… понимаете? Ведь большая разница, если я скажу (точно подражает приветливой интонации своей матери из третьей картины): «Надеюсь, вы чувствуете себя как дома» или если сказать…
Кинопроекция: комната Стиборов, занавеска, картина на стене. Лида сидит у столика, Стиборова садится напротив: они повторяют те же жесты и говорят то же самое, что и в третьем картине, но Стиборова не в силах преодолеть себя и придает каждому слову язвительный, открыто враждебный смысл; Лида, естественно, ощетинилась и отвечает в том же тоне. Это отвратительный разговор, он тем хуже, что ведется гладкими светскими фразами.
Мать. Надеюсь, вы чувствуете себя как дома…
Лида. Да!
Мать. Я говорила Милану — если он захочет, я могу со временем переехать от вас.
Лида. Он ни за что не согласится…
Мать. Согласится. Две женщины под одной крышей — это никогда не приводило к добру. Теперь вы для него важнее…
Лида. Ну, не говорите!
Мать. Так лучше, Лидушка. Я вечно баловала его, так что пора вам сменить меня. Ведь вы его любите так же сильно, как и я, не правда ли?
Лида. Можете не беспокоиться! (Роняет блюдце. Стиборова, многозначительно покачав головой, принялась подбирать осколки. Это оскорбляет Лиду; она помогает ей). Не сердитесь.
Мать (с каменным лицом). За что? Все это уже ваше. Посуда бьется, девочка, к счастью, а я вам желаю много счастья!
Лида (давая понять, как мало она этому верит). Спасибо.
21
Проекция гаснет. Мать медленно приближается к Милану, в глазах ее сознание вины, страх и обида.
Мать. Милан…
Человек в мантии. Ярослава Стиборова, год рождения 1908, вдова учителя, я предъявляю обвинение и вам. За лжесвидетельство и соучастие…
Мать. Милан…
Человек в мантии. Пойдите сядьте!
Она уходит, поддавшись внезапному приступу рыданий, подавленная тем, что сын даже не взглянул на нее.
Человек в мантии. Но этим свидетельским показанием вы, конечно, ухудшили и свое положение.
Стибор. Я знаю…
Человек в мантии. Мне всегда казалось, что вы принимали к сведению чувства Лиды Матисовой лишь в той мере, в какой они соответствовали вашим. Если ее радость не исходила из вашей радости, а ее опасения не были вашими опасениями, вы считали их более или менее абсурдными.
Стибор. Но ведь она собиралась выйти замуж не за мою мать, а за меня!
Человек в мантии. И в этом вы были так твердо убеждены, что ее мнение было для вас всего лишь… забавным. Вы, например, никогда не спрашивали: «Пойдешь ли ты за меня?» Вы всегда говорили: «Иди за меня!»
Стибор. Я верил, что она меня любит!
Человек в мантии. А она и любила вас, наверное… конечно, любила. Только любить — это, уважаемые, всего лишь основной факт. Зерно. Идея. Что из нее взойдет,
