Сеней это происходит с самого детства: некоторые люди вдруг начинают неистово его ненавидеть просто за внешний вид, за звук его голоса. Они навешивают на него обидные ярлыки: «маменькин сынок», «баба». В детстве такие люди били его, отбирали деньги, с возрастом неприязнь стала скрытой и опосредованной. Где бы Сеня ни находился, что бы ни делал — рядом всегда найдется такой человек. Но вот за шкирку его еще не вышвыривали. Крайне обидно, если подобное происходит, когда тебе почти тридцать лет. Когда ты одет в глянцевый синий костюм, подаренный мамой.
Сеня так и не снял шапку, он опускает ее на глаза и сразу же засыпает — как попугай, когда колпаком накрывают клетку. Во сне Сеня часто переворачивается, мычит и храпит. Сене кажется, что кто-то сидит прямо у изголовья и наблюдает за ним, но ему не хочется проверять эту гипотезу. Наконец он слышит отчетливый скрип половиц. Сеня садится в кровати и смотрит прямо перед собой. Дверь комнаты распахнута настежь, и из коридора доносится приглушенный шум. Сеня встает и зажигает свет. Неужели он так и спал с открытой дверью? Как получилось, что он ее не закрыл?
Сеня долго прислушивается, после чего выходит за дверь. Сперва Сеня слышит голос Лены. Он идет из ее комнаты, вкрадчивый, утешающий — похоже, она говорит с енотом, пытается его ободрить после чувствительной процедуры. В глубине коридора горит слабый свет. Сеня идет на звук журчания и видит стоящего посреди туалета Гаэтано: он писает, стоя в неудобной позе, со средней дистанции, привалившись боком к стене. Похоже, струя бьет неточно и попадает на пол. «Не все шпионы выглядят как Джеймс Бонд», — повторяет Сеня и возвращается в комнату.
О поисках отвертки, коварном пуэре и об умирающих бойфрендах
Сеня просыпается и замечает, что смотрит на мир как будто через полупрозрачную пленку. Поочередно прикрывает глаза. Вчера он резко уснул и забыл снять линзы, и вот теперь оказалось, что одна из них, та, что была в левом глазу, исчезла. Сеня осматривает постель, но находит только какую-то труху, которая за ночь высыпалась на матрас.
Сеня берет туалетную бумагу и, зажмурив глаз без линзы, отправляется в туалет. Он ожидает увидеть нечто ужасное после вчерашних подвигов Гаэтано. Но туалет относительно чист. Унитаз возвышается на постаменте из кирпичей и напоминает трон. Сеня всякий раз испытывает неловкость, садясь на него. Такая посадка как будто обязывает к чему-то особенному. Ему хочется сказать: право, я недостоин. Как только Сеня усаживается, лампочка над головой начинает жужжать. Лампочка в туалете слишком большая и яркая для этого помещения, и она освещает многое из того, что не стоило бы освещать. Лампочка жужжит и гудит с яростью, как будто кто-то внутри бьется, пытаясь вырваться.
Ерзая на своем неуютном троне, Сеня вспоминает строки из набоковского «Бледного огня»:
Покойники, кроткие покойники — кто знает? —
Живут, быть может, в вольфрамовых нитях,
И на моем ночном столике горит
Умершая невеста другого.
И может быть, Шекспир затопляет целый
Город бесчисленными огнями…
Сеня воображает привидение Вагинова, запертое внутри лампочки: оно мечется в грушевидной клетке, пытаясь сообщить своему биографу Сене нечто важное. Хотя если бы Вагинов жил в лампочке, она наверняка была бы маленькой, тусклой и включающейся через раз. Вагинов не любил электричества — он отказался его у себя проводить и обходился свечами и естественным освещением. Но живший в той же квартире монтер не понимал таких странностей и провел электричество писателю насильно, за свой счет. Вагинов не посмел перечить соседу из деликатности и доживал свой век при свете ламп.
Сеня задумывается, стоит ли вводить эту цепь размышлений в книгу. Он садится за стол, открывает сайт «Ситиволс» и читает статью о доме, в котором теперь живет. Этот дом по набережной канала Грибоедова, номер 105, был построен по проекту архитектора Соколова в 1790 году, после чего перестраивался.
«Дом дожил до нашего времени в каком-то удивительно патриархальном виде — что с фасадов, что со двора. Двор такой удивительный и симпатичный, так разнообразны его уголки… Квартал, в котором находится дом, следуя за изгибом канала, имеет необычную форму. Поэтому многие здания и дворы, в свою очередь, имеют формы самые причудливые… Во дворе сохранилось порядочное количество каретных сараев, которые, кажется, используются по назначению. <…> Поэт и прозаик Константин Константинович Вагинов (Вагенгейм) проживал здесь с 1920 по 1934 год (вплоть до смерти)».
Сеня открывает окно текстового редактора и пытается что-то написать, но стол слишком сильно шатается. Сеня залезает под него, долго изучает конструкцию и приходит к выводу, что она вполне прочная — нужно лишь подкрутить шурупы.
Сеня спускается вниз, на улицу, осматривает двери каретных сараев и внутренний двор. Потом идет в продуктовый, берет что-то к завтраку. Поднимается по ступенькам, разглядывая перила с золотым напылением и стены, окрашенные в пунцовый цвет. «Прямо как в цирке. Или на скотобойне, наверное», — размышляет Сеня. Он звонит в дверь Анны Эрнестовны, но никто не подходит. Второй день Сеня пишет ей и звонит, но Анна Эрнестовна как будто скрывается.
На кухне Сеня застает Лену, одетую в безразмерный свитшот, леггинсы и меховые тапки. Она стоит перед шкафчиком и к чему-то принюхивается. Ее ноздри немного воспалены. Лена достает из шкафчика пакеты, свертки, коробки и тщательно их обнюхивает.
— Опять воняет?
— Это само собой. Но еще у меня пропала крышка от чайника.
Из-за утраченной линзы у Сени долго не получается сфокусировать взгляд на деревянной доске, где стоит заварочный чайник без крышки. Из него идет пар. Возле чайника лежит тряпка — такая ветхая, что можно предположить, будто бы ей протирали стол еще во времена Вагинова. Может, это и есть источник вони? Сеня наклоняется и осторожно нюхает тряпку.
— Крышка была тут еще десять минут назад, — говорит Лена. — Пошла проверить Николая Васильевича, возвращаюсь — а крышки нет. Ну и как это объяснить, по-твоему?
— Значит, кто-то украл.
Лена кивает и шмыгает носом. Сеня возвращается в комнату, по пути натыкаясь на разные предметы, снова смотрит на стол, на стул, на портрет Вагинова. «Мне нужна отвертка, — думает он. — И еще упаковка линз».
В воображении Сени возникает фигура ночного вора, который проникает к нему в комнату, склоняется над беспомощно спящим автором будущей книги о Вагинове, аккуратно приоткрывает его левый глаз и похищает линзу. Наверняка это он украл и крышку
