можно жить, если не уверен в жене?
Ш а р г и я. Ты должен быть уверен не потому, что я жена, а потому, что я люблю тебя. Но ты этого не понимаешь. Ты думаешь, если жена, то все в порядке до конца жизни, остальное тебя не волнует.
С а л е х. А что меня должно волновать?
Ш а р г и я. Люблю я тебя или нет — вот что тебя должно волновать. Ты что думаешь, если мы зарегистрированы, то и на всю жизнь связаны?
С а л е х. Я же говорю: ты шлюха. Шлюхой была, шлюхой и осталась. Я сам с тобой разведусь. Как я смогу с тобой жить после того, что узнал про тебя?!
Ш а р г и я. Если любишь — сможешь.
С а л е х. Этот лысый подлец смеется сейчас надо мной.
Ш а р г и я. Он не знает о том, что я тебе все рассказала.
С а л е х. О том, что ты с ним таскалась, он тоже не знает?!
Ш а р г и я. Он любит меня до сих пор и не может понять, как я живу с таким человеком, как ты!..
С а л е х (угрожающе). Ничего, я ему объясню.
Ш а р г и я. Если ты прикоснешься к нему пальцем, я уйду от тебя.
С а л е х. Я сам не буду с тобой жить.
Ш а р г и я. Это твое дело, но я предупредила тебя.
С а л е х. Этот подлец будет разрушать мою семью, а я должен сидеть сложа руки и смотреть на это? Я выпущу ему кишки.
Ш а р г и я. И разрушишь свою семью окончательно.
С а л е х. Он, наверное, смеется надо мной.
Ш а р г и я (начинает сердиться). Никто над тобой не смеется. Неужели ты и вправду такой… глупый? Почему он должен над тобой смеяться?! Почему?! Потому, что ты женат на женщине, которую он любит, а она из-за тебя не вышла за него замуж? Потому, что у тебя прекрасный ребенок и жена, которая до сих пор любит тебя, хотя давно пора бы разлюбить? За это он должен над тобой смеяться? Ему, бедному, совсем не до смеха сейчас. Он же любит меня… и мучается…
С а л е х (неожиданно). Зачем ты мне все это рассказываешь?
Ш а р г и я. Чтобы раскрыть тебе глаза, чтобы не был так уверен в себе, чтобы ты понял, наконец, что такое настоящая любовь. Чтобы ты знал, что не все можно решить силой…
С а л е х (после паузы). Спасибо за урок. Но не удивляйся, если я совершу еще одну глупость, прежде чем окончательно поумнею. Последнюю глупость, но непоправимую.
Из дома доносится голос Зейнаб. Она кричит: «Шаргия, Шаргия, я жду тебя».
Ш а р г и я (Салеху). Что ты хочешь этим сказать?
С а л е х (угрожающе). А ты увидишь. И ты увидишь, и он…
Ш а р г и я (решительно). Ну ладно, посмотрим. Только помни, что я тебе сказала: если ты его пальцем тронешь, я уйду от тебя. (Уходит в дом.)
Салех смотрит ей вслед, затем выходит со двора на улицу.
Габиб Дашдамиров продолжает наблюдать за работой Нури. Потом встает, идет в комнату, подходит к письменному столу, вытаскивает из ящика деньги и спускается во двор, к сапожной будке. Он впервые во дворе. Желательно подчеркнуть, что ему психологически трудно было спуститься вниз в течение всего этого времени, даже в день возвращения Мансура. Нури невольно встает на ноги. Он вполовину меньше Габиба. Огромный и грузный, тот и здесь, во дворе, продолжает возвышаться над Нури.
Д а ш д а м и р о в (усмехаясь). Ты помнишь, каким хорошим сапожником я был? Мы вместе работали.
Н у р и (растерянно). Помню…
Д а ш д а м и р о в. Я даже лучше тебя шил. Тогда такие туфли не носили. (Показывает на продукцию Нури.) Но сапоги и чарыхи я хорошо шил. Помнишь?
Н у р и. Помню.
Д а ш д а м и р о в. Я дам тебе сто рублей… или сколько там нужно, и ты научишь меня шить модные туфли.
Н у р и (неуверенно). Свадьба сына сегодня, гости скоро придут…
Д а ш д а м и р о в. Ничего, успеешь. На, держи. (Дает растерянному Нури сто рублей.) Я сейчас приду. (Идет к лестнице.)
Нури продолжает стоять с деньгами в руках. Во двор возвращается З е й н а б.
З е й н а б. Зачем он спустился? Это что за деньги?
Н у р и. Он дал. Просит, чтобы я научил его шить туфли.
З е й н а б. И ты согласился?
Н у р и. А что делать? Попросил человек…
З е й н а б. Какой человек? Что за глупости болтаешь? Всю жизнь он плевал на тебя, здороваться не хотел, а ты его учить будешь? А где твое самолюбие? Где гордость?
Нури виновато молчит.
Ты не мужчина. Противно смотреть на тебя…
Н у р и. Нам же нужны деньги. Сто рублей на земле не валяются.
З е й н а б. Да я с голоду подохну, но к этим деньгам не притронусь.
Во двор входит Ф а р и д а.
Н у р и. Не кричи, человек пришел.
З е й н а б. А ты иди переоденься. Уже гости начали собираться, а ты еще фартук не снял.
Фарида подходит к ним. Нури садится на свое место. Зейнаб с любопытством оглядывает вошедшую.
Ф а р и д а. Скажите, пожалуйста, здесь живет Мансур Дашдамиров?
З е й н а б (любезно). На втором этаже. Но его сейчас нет дома. Вы подождите, он скоро придет.
Ф а р и д а. Спасибо.
З е й н а б. Ты садись, дочка… Вот отец его идет.
Д а ш д а м и р о в выходит на балкон. Он в другом костюме, в руках у него стул. Услышав слова Зейнаб, он, перегнувшись через перила, смотрит на Фариду. Они здороваются. Зейнаб уходит в дом.
Ф а р и д а. Скажите, скоро придет Мансур?
Д а ш д а м и р о в. Не знаю… Если хотите подождать, поднимитесь наверх…
Ф а р и д а. Спасибо. Я зайду позже. Извините, пожалуйста. (Уходит.)
Дашдамиров спускается вниз, ставит стул недалеко от будки Нури.
Д а ш д а м и р о в. Я шил очень хорошие сапоги. Ты помнишь это?
Н у р и. Помню.
Д а ш д а м и р о в. Прошло сорок лет, но у меня еще крепкие руки. Ты же работаешь еще, а я всегда сильнее тебя был. Если я хорошие сапоги шил, то и туфли научусь делать. Это одно и то же. Правильно говорю? Не мог же я совсем разучиться. Ну, давай начинай…
Н у р и (вышел из будки, встал перед Габибом и прочистил горло). Кожа бывает трех видов: хром, шевро и замша. Хром и шевро идут на сапоги и мужскую обувь. Замша — на дамские туфли и босоножки. Некоторые мужчины тоже носят замшевую обувь, но сейчас это бывает редко. Из шевро и хрома можно сшить туфли и для женщин. В последнее время есть спрос у населения на женские сапоги. Различаются они от мужских высоким подъемом и каблуками. Кожа на них идет…
Д а ш д а м и р о в (мрачно). Стой! Ты мне голову не морочь такими разговорами… Скажи прямо: выйдет из меня сапожник или нет?
Н у р и (для него наступает минута больших сомнений, наконец чувство собственного достоинства берет верх). Нет. Не выйдет!
Маленькое тело его трясется от волнения, вытащив из кармана сложенную вчетверо сторублевку, он кидает ее Дашдамирову.
