змея обвивалась вокруг талии, облизывала кожу тонким раздвоенным языком. Я как-то спросил, какое он испытывает в этот момент ощущение; на что он, лукаво улыбаясь, ответил:
— Неприятное… Не верите — можете попробовать.
Действительно, нужно обладать отвагой, железными нервами, чтобы проделывать со змеей подобный эксперимент! Кстати, никакой музыкальный инструмент мой знакомый не применял.
Быстро миновала весна. Растения-однолетки — песчаная осока и пырей — высохли под жгучими лучами солнца, превратились в порошок, а порывистый душный ветер рассеял его по степи. В песках, начинающихся сразу за разъездом, не видно никакой зелени — сплошная серо-желтая, местами бурая пелена и только кое-где чахлые искривленные растения, веками приспосабливающиеся к тяжелым условиям. Кое-где виднеется саксаул, раскинувший под землей корни. Они протянулись далеко в поисках недостающей влаги. Каждое растение решает водную проблему по-своему: листья некоторых покрываются белым пушком, задерживающим испарения; солянки, растущие поблизости от солончаков, покрываются соляной коркой. Корни многих растений одеты в плотный чехол из цементированного песка, он защищает их от гибели при выдувании.
Дует раскаленный, знойный ветер, ветер пустыни. Мой хозяин, старый железнодорожник, показывает на едва заметные точки, скачущие по песку:
— Семена. У них два волоска, как пружинки. Поскачут-поскачут да где-нибудь зацепятся.
Из-за сарая на полусогнутых лапах вывалился варанчик, подпрыгнул, схватил на лету какое-то насекомое и тотчас его проглотил. Хозяин помрачнел и, поглядывая куда-то поверх моей головы, осведомился, когда кончается мой отпуск. Вопрос был задан, конечно, не только из вежливости. Хозяин ненавидел варана, панически боялся его изогнутых зубов и сильного бичеобразного хвоста. И лишь неписаный закон гостеприимства охранял злополучного варана от гибели.
Мой отпуск действительно истекал. Дела свои я в основном закончил и доживал на железнодорожном разъезде последние деньки, казавшиеся моему угрюмому хозяину вечностью. Строго говоря, хозяин был прав. Пожалуй, он, несмотря на мрачную внешность, обладал ангельской кротостью. Мои питомцы принесли ему массу неприятностей. Они постоянно вырывались из ящиков, клеток и вольер, шуршали на полу, разгуливали по двору, повергая хозяина в ужас. Особенно осторожен он стал с тех пор, как произошла небольшая, на мой взгляд заурядная, история с флажком.
Поезда по нашей ветке проходили редко, но встречать их полагалось со специальным железнодорожным флажком. Два флажка — желтый и красный — хранились в кирзовом футляре, напоминающем отделенные от ложа стволы охотничьего ружья. Красный флажок — сигнал аварии, неисправностей — никогда не использовался, и хозяин оставлял его вместе с футляром дома. Человек он был крайне флегматичный и не хотел усложнять себе и без того сложную жизнь. Желтый флажок обычно весь день покоился за голенищем хозяйского сапога, путешествуя с ним повсюду, вечером хозяин аккуратно запихивал его в футляр.
Однажды вечером железнодорожник, по обыкновению, достал из-за голенища свернутый желтый флажок и стал водворять его в футляр. Флажок почему-то вошел не сразу, задержавшись на половине, потом выскочил обратно. Хозяин не принадлежал к категории людей, любящих по всякому поводу удивляться. Он просто решил, что флажок сам выпал из наклоненного футляра. При повторении операции флажок влез в футляр на четверть и снова выпал, а затем из футляра послышался характерный звук, заставивший хозяина совершить саженный прыжок назад. Куда только девалась его постоянная флегматичность? Футляр упал на пол, а из него показался маленький полоз.
Полозы — змеи неядовитые, но невероятно злые и драчливые. Полоз погнался за хозяином по комнате. Перепуганный железнодорожник, с грохотом опрокидывая табуретки, забегал вокруг стола, но вскоре осознал бесполезность подобного занятия, взгромоздился на стол и тонким голосом стал взывать о помощи. «Помощь» подоспела через полтора часа, потому что я в это время находился далеко в степи и, естественно, не мог услышать доносившихся из дома воплей. Войдя в дом, я с трудом снял хозяина с импровизированного наблюдательного пункта. Виновник же происшествия бесследно исчез, по-видимому воспользовавшись щелью в полу. После этого события хозяин еще более помрачнел и с нетерпением дожидался моего отъезда.
Страх перед змеями в южных районах Средней Азии велик. Местное население боится всех змей, как ядовитых, так и безвредных. Объясняется это отчасти неумением различать разные виды змей, отчасти тем, что в недалеком прошлом много людей гибло от укусов не только ядовитых, но и неядовитых змей, так как практиковались своеобразные методы лечения, заимствованные у знахарей и шарлатанов. Старики рассказывали, что руку или ногу укушенного змеей зашивали в свежеснятую шкуру барана. Зачастую начиналось нагноение, гангрена. Лечение каленым железом далеко не всегда давало желаемые результаты и большей частью только калечило пациентов.
К концу моего отпуска варанчик значительно вырос, окреп, стал еще сильнее и проворнее — настоящий сухопутный крокодил. Меня он по-прежнему терпел, придерживаясь политики нейтралитета. Как-никак каждый вечер варан получал даровой обильный ужин, а ради этого стоило и потерпеть. Но к железнодорожнику он относился без должного почтения, памятуя удар палкой, полученный еще при первой встрече. Едва железнодорожник появлялся во дворе, варан выскакивал из-за сарая и, разинув пасть, мчался вперед, шипя, как подбитый снарядом паровоз. Я, конечно, не мог забрать варана с собой в Москву. А он привык к регулярной кормежке, обленился и считал себя полноправным властителем окрестностей; каково-то будет хозяину оставаться один на один с норовистым ящером? Я не сомневался, что не пройдет и десяти минут после моего отъезда, как варан получит несколько зарядов дроби. И поэтому перед отъездом унес варана далеко в степь и отпустил.
В поезде я очутился в шумной компании. Возвращавшиеся с практики студенты пели так, что дрожали стекла.
Я протиснулся на свое место. Рядом со мной на скамейке примостилась личность в сером плаще. Маленькие глазки личности подозрительно катались из стороны в сторону, как ртутные шарики.
Вскоре «старожилы» ушли в вагон-ресторан, я прилег отдохнуть, а личность с усердием вчитывалась в передовую статью местной газеты. Утомленный жарой, я задремал под размеренный стук колес. Проснулся я от какого-то шума. Дверь купе была захлопнута. «Личность» с перекошенным бледным лицом, скорчившись в углу, негромко выла от ужаса и боли, вытянув подальше кисть руки, в которую впились два небольших полоза.
Мне сразу все стало ясно. «Рыцарь плаща и кинжала», прельстившись лаковым блеском чемоданчика, запустил в него дерзкую руку, и полозы, обозленные длительным заключением, тотчас ответили по-своему на столь неожиданное вторжение. Злополучный вор, решив, что укололся о какие-то иголки, извлек свою бедную руку из чемодана и, увидев змей, едва не лишился рассудка от ужаса. Я осторожно отцепил полозов, водворил их на место и спокойно попросил парня замолчать, ибо шум вряд ли в его интересах. Парень смолк, но,
