Битвы Ренессанса
Глава 1
Свадьба по-итальянски
Недавно я узнал формулу успешной книги. Если для мужчин — то нужен герой, который стремительно повергает все что видит. Врагов в грязь, женщин в постель (важно не перепутать) и в конце остается с тремя девочками, желательно женами. Для женщин — почти то же самое, но в конце один муж и трое детей. Путем глубокого анализа, я увидел, что два этих концепта объединяет одно. Свадьба. Так как я хочу быть успешным писателем, с неё и начну.
Дело было в Перудже. Перуджа, несмотря на недостаточно внушающее для русскоговорящего уха название, была городом весьма весомым. К концу XV века, в то самое время, о котором мы говорим, этот город уже обладал впечатляющей историей, начинающейся прям от этрусков. После падения Римской Империи Перуджа побыла столицей королевства лангобардов. А в XIII веке, оставаясь вполне независимым, город не раз становился прибежищем для пап римских и даже целых конклавов — в общем, не надо недооценивать этот поселок городского типа, в котором и сейчас полторы сотни тысяч жителей.
Города Италии, особенно северной, вообще как-то не так проскользнули феодализм. Во многих образовались сильные коммуны. Потом республики. Как будто античность и не кончалась. Разве что вместо агоры или форума теперь церковь и центральная площадь. Городское сообщество, особенно в Северной Италии, быстро выделилось в отдельное понятие. Да, технически, горожане были частью низкого сословия. Фактически же, нет, совсем не были. Горожане были богаты, влиятельны и вообще вместе сила. Показателем этой силы городского сообщества в Перудже стал великолепный фонтан. Фонтан был так хорош, что его назвали «Великий». На итальянском «Маджоре».
Украшенный 24 скульптурами и 50 барельефами это и в самом деле выдающейся образец готики. Строили быстро, но дорого, и использовали по назначению — морду мыть и воду пить. Судя по тому, что до нас сохранились городские законы о запрете стирать в фонтане белье и поить скот — были и такие прецеденты.
Городские законы средневековья вообще отдают гулаговщиной — и спекулировать нельзя, и работать в праздники нельзя заставлять. И институт построили. Короче мрак. К счастью, довольно быстро (по средневековым меркам) в коммуне выделяются особо заслуженные слуги народа. Уже из которых, со временем, выделилась и новая знать.
Цыганская роскошь, шикарные дворцы и частные парки в черте города, даже ручные львы и самые дорогие скакуны — все это делает нуворишей пятнадцатого века похожими на наших, современных. Однако, не стоит думать, что это все проясняет — исторические параллели часто обманчивы.
Помимо всего прочего, олигархические семейства города Перуджа умели думать планы чуть глубже, чем "продать «Маджоре и свалить в Рим». Поэтому серьезно вкладывались в город. Очень похоже, что правящие семьи в городах Италии функциями больше напоминали клиентелу древнего Рима или современную мафию, чем действия современных нам политиков или бизнесменов. Ну, разумеется, стоило только предприимчивым людям взяться за дело, как свободный рынок довольно быстро стал каким-то тесным и очень регламентированным.
В отдельно взятом городе Перуджа в рынок вписались только две семьи. Одди и Бальони. Поскольку люди уже были, а нефть еще нет, обе семьи умели правильно распоряжаться главными активами и потому обе имели в городе пламенных сторонников. Поэтому, зайдя вечером в публичное место, пообщаться и выпить пиво, горожанину надлежало захватить с собой что-нибудь для самозащиты — все чаще на улицах раздавались крики «За Одди!», им вторили вопли «За Бальони!» и начиналась драка. Очень быстро накал политической борьбы достиг того самого градуса, когда участвующим стало казаться, что не остудить его ничем, кроме крови. К 1488 году город докатился буквально до гражданской войны.
Кстати, центральная площадь Перуджи с Fontana Maggiore. Ограждение от современных туристов, так и норовящих кусок камня отгрызть. Статуи вообще в музей спрятать пришлось, те что на фонтане — реплики.
Несмотря на то, что у Одди социальная база избирателей вроде как была пошире, а активов в виде земли и хозяйств, не меньше чем у Бальони, они проиграли. Дело решило вмешательство самого папы римского.
Пастырь божий встал на сторону слабейшего рода, Бальони. Таким образом, победив, Бальони становились обязаны Святому Престолу, а точнее семейству Орсини, которое на нем в тот момент сидело. Все получилось просто отлично!
Хотя Одди, конечно, так не считали.
Собрав силы, заручившись поддержкой, они атаковали Перуджу в 1491. Но Бальони были на стороже и вообще на коне — хоть и пострадала округа и клиенты, но в город Одди прорваться не смогли. А потом были вынуждены уйти и из под стен перед угрозой спешащих на помощь папских войск.
Надо полагать, последствием столь радикальной смены власти для оставшихся в городе сторонников и родственников семьи Одди были плачевны. Но, все же, надо помнить — жестокость очень ненадежный инструмент. Когда в 1495 Одди снова повторили попытку контрреволюции, в Перудже у них нашлось немало сочувствующих. Им открыли ворота, в городе к Одди присоединилось вооруженные люди, и дело бы могло закончиться обнулением Бальони привычным для итальянских городских республик способом, но…
Но Бальони были не просто мажорами. Они были еще и вах, какие красавчики.
Герб Бальони
Симонетто, племянник главы рода Бальони, господина Гвидо, встретил нападавших в узком переулке. Он был вооружен и успел надеть доспехи, однако во всех вариантах истории утверждается, что он был один и его застали врасплох. Даже если так, то врасплох Симонетто застали на узкой и удобной для обороны средневековой улочке. Сторонники Одди почему-то питали к Бальони очень уж яркие эмоции, потому как буквально с разбегу прыгали на Симонетто, пытаясь его буквально загрызть, не считаясь с потерями. По легенде, Симонетто лично изрубил огромную толпу врагов, но и сам получил двадцать ран. Неплохо для восемнадцатилетнего юноши.
Все же, есть во врожденной храбрости и благородстве семейства Бальони некие шероховатости, что весьма чувствительны для нежной кожи современного человека.
Рассказывая о храбрости и благородстве Симонетто, в числе прочего, рассказывают и такую поучительную историю. Как вы понимаете, у Гвидо, кроме Симонетто, было много племянников. Как минимум штук десять только законных. Самым старшим из законных был Карло, по прозвищу Барчилья (Цыпленок). Ну и приходит как-то Симонетто к Гвидо и говорит:
— Привет дядь, как жизнь. Я, кстати, на днях наверно убью Карло. Бесит он меня, есть же.
А Гвидо и говорит:
— Не, не убивай.
Симонетто взял да и послушался. Вот такой благородный и послушный был юноша, как тут не восхититься. Кстати, причина для убийства Карло Барчилья — «Он был горбат, некрасив и злобен». В источнике немного поцветастее, но в общих чертах так. А еще Карло беден и коварен. Все это мы, кстати, увидим потом у Шекспира (Копьетряс, ежели на нашем) в Ричарде III. Ричард тоже был коварный, уродливый, старый горбун в пьесе, и сравнительно симпатичным молодым правителем и человеком в жизни. Но увы, инстаграм Карло не вел, посмотреть на его образ жизни можно только через источники. Я могу только с подозрением щурить зенки, бездоказательно подозревая, что причины ненависти Симонетто к Карло не только в остром чувстве прекрасного у первого, которое последний оскорблял одним своим существованием.
Симонетто, правда, потом еще у сына Гвидо, Асторре, тоже просил разрешение Карло убить, но тот тоже отказал. И Симонетто опять послушался. Как мы узнаем сильно позже — очень зря.
Но до этих милых семейных разногласий еще пара лет, пока Симонетто истекает кровью в переулке. Силы покинули его, он опирается на меч, стоя по колено в крови (чужой), по пояс в кишках (чужих) весь израненный и от падения его удерживает лишь врожденная брезгливость.
И тут начинается слоумо, камера взмывает над черепичными крышами, сквозь пафосную музыку мы слышим стук копыт — то спешит на помощь кавалерия. И ни кто-то там, а сам впечатляющей Асторре, который
