на ее лице улыбку. — Они всегда так делают, — убежденно продолжала тетя Клара, — ты им помогаешь, а они потом всё забывают.
— Ричард не такой, — твердо сказала мама.
— Он не забудет нас, — вмешался я, — я верю ему.
— Я не верю ни одному его слову, — возразила тетя. — Он сейчас в безопасности и ни о чем не хочет думать.
Пришел дядя Сиано и принес сласти. Теперь он работал в американском военном лагере и уже не приносил больше фруктов. Иногда, правда, в его мешке мы находили яблоки или виноград, но очень редко. Он вошел в кухню, и тетя Клара с победным видом заявила:
— Эти люди все еще верят, будто их друг помнит о них. — Она презрительно махнула рукой: — Если бы он был настоящим другом, то хоть весточку какую-нибудь прислал. Могу поспорить на новые босоножки, он больше никогда не объявится.
— Не так-то скоро идут письма, — робко заметил я.
— А может, он занят, — вмешался отец, — сама понимаешь, война!
— Он забыл вас, — безапелляционно отрезала тетя Клара.
Ужин прошел в молчании. После ужина отец с дядей спустились вниз к курам. Бомбоубежища как не бывало. Мы засыпали щель и поставили там новые клетки с курами.
После визита к майору Джонсу мне приснился сон, будто в блестящей форме с длинным мечом приехал Дик. Он улыбнулся, все увидели, что вместо дырки у него появился новый зуб. Мы улыбнулись в ответ. Тетя Клара была так потрясена, что даже бросилась к нему на шею. Все рассмеялись, а Дик взъерошил мне волосы и сказал, чтобы я собирался: сегодня вечером мы отправляемся в Америку. Я вскрикнул и бросился к тете со словами: «Вот видишь! Что я говорил!» Она промолчала и отправилась на кухню. Судя по тому, как она напевала, у нее было отличное настроение. Тетя приготовила такой вкусный ужин, что Дик восхитился и заметил, что никогда в жизни не ел ничего вкуснее…
Я проснулся. Ставни были закрыты, в доме было темно. После такого красочного сна темнота показалась особенно невыносимой. С огорода доносился голос Марии. Я открыл окно, на дворе стоял яркий солнечный день. У порога я заметил американца, как ни странно, в штатском платье. Это был человек средних лет, в панаме, с тростью под мышкой и с коричневой коробкой в руках. Отец приказал мне быстро убрать матрац, а сам пошел открывать дверь.
— Заходите, — пригласил он американца.
— Я вас долго разыскиваю, — начал человек, заходя в самую большую комнату. — Я представитель американского консульства в Маниле.
— Чему обязан, сеньор? — спросил отец, принимая шляпу и вешая на гвоздь у дверей.
— Ваш адрес мне дал майор Джонс, — ответил американец. Он сел, поставил на пол коричневую коробку, а трость положил на стол. — Джонс сказал, что вы разыскивали Ричарда Купера.
— Yes[18], — вмешалась мама, когда услышала имя Ричарда. «Yes» — было единственное английское слово, которое она знала.
— У меня для вас новость. Я получил из Бруклина в Нью-Йорке от его родителей письмо. Они просят разыскать мальчика по имени Криспин де ла Крус и человека по имени Сиано.
— Yes, yes, — повторила мама.
— Криспин — это я.
Из своей комнаты вышел дядя и представился американцу.
— Прекрасно, — сказал тот и вытащил из кармана пиджака письмо. — Вот письмо с инструкциями семейства Куперов.
Из кухни вышла тетя Клара и уставилась на человека, которого я принял поначалу за политического деятеля.
— Это по поводу Ричарда, — гордо заявила мама.
— Он приезжает?
— Подожди, — спокойно ответила мама, — послушаем, что скажет этот человек.
Американец открыл коробку и стал читать письмо:
— «Столярные инструменты предназначаются для Сиано. Томасу, его жене и детям — отрезы на платье. Томасу еще пиджак, а Кларе — светло-голубая блузка».
Сердце мое готово было выскочить из груди. Моего имени в письме не было. Ричард забыл обо мне. Но вот американец вытащил другое письмо.
— Здесь оплаченный билет в Нью-Йорк для мальчика по имени Криспин.
Голова моя пошла кру́гом. Казалось, будто я падаю с верхушки высокой пальмы. Затем пришла радость — радость подобно той, какую я испытывал, когда на рождество появлялся Са́нта-Кла́ус с подарками. Дедушка любил дарить нам разные игрушки и весело улыбался, когда его внуки бурно выражали свой восторг.
— А как с Диком? — спросил я.
— Господин Купер послал письмо родителям из Австралии. В нем он просил прислать все это.
— А где он сейчас? — задал вопрос дядя.
— В ноябре он был в группе бомбардировщиков обеспечения при возвращении американского командования на Филиппины.
— Так что же случилось? — настаивал дядя Сиано, все ближе подходя к американцу.
— Его самолет, к сожалению, был сбит.
— И он…
— Да, сеньор, — грустно подтвердил американец, — он погиб.
Мама зажала ладошкой рот, но не удержалась и заплакала. Я ухватился за руку дяди, она дрожала. Он не мог произнести ни слова.
— Я получил указания помочь Криспину в его поездке…
Человек продолжал говорить, но его уже никто не слушал. Сердце мое так стучало, что казалось, удары его разносились по всему дому. Расплакавшись, я выбежал из дому. На минуту показалось, что бомбоубежище все еще существовало, но куры захлопали крыльями, и я вернулся к печальной действительности. Я был потрясен.
Вернувшись, я увидел, что американец беседует с отцом и дядей. Тетя Клара была в своей комнате, и я пошел к ней. Мне захотелось сказать ей что-нибудь резкое за ее жестокость к Дику. Я застал ее молящейся. Увидев меня, она прервала молитву и нежно привлекла к себе.
— Он погиб на войне, как мой Мануэль. — И глаза ее увлажнились. — Да благословит его бог…
ГЛАВА 5
ПИЧУГА НА МАНГОВОМ ДЕРЕВЕ
В конце сентября вечера́ стали прохладнее, посветлели облака, и дожди стучали по крыше все реже и реже. Штормовые ветры, дувшие в августе с гор за озером Сампа́лок, растеряли свою злость и ярость, дни стали мягче, нежнее и приятнее. На манговых деревьях напротив дома на месте цветов появились яркие желтые плоды. Сезон дождей подходил к концу.
Я закончил полоть помидорные грядки, уселся на верхней ступеньке лестницы и принялся уплетать сочное манго. Солнце медленно катилось за верхушки пальм на горной гряде. От нечего делать я играл мячиком на резинке.
Из темной комнаты появилась мама. Шла она медленно, по выражению ее лица я понял, что она хочет сказать что-то очень важное. Я засунул мячик в карман, где уже лежала рогатка, и бодро заявил, что помидоры прополоты. Мне показалось, мама на мои слова не обратила внимания.
Она села
