– Именно, а в чем дело?
– Пока ни в чем, – успокоил я ее, – я просто пытаюсь составить общую картину.
Выйдя из дома, я и Бобби повернули направо и, пройдя по немного заросшей дорожке, приблизились к краюшке пруда.
Рядом величественно возвышался Эгельберд-холл. Мы стояли как раз между углом левого флигеля и косой набережной, как бы подчеркивающей проход между деревьями, что и обозначала узкая мощеная тропинка к беседке на берегу.
– Вот это место! – торжественно провозгласил мой юный проводник. – Именно здесь я слышал их!
Я внимательно осмотрел угол здания, затем заглянул в ближайшее окно, но там было темно.
– А что тут находится, Бобби? – снова спросил я.
– Тут кухня, сэр, – ответил он.
– А можно туда зайти?
– Конечно, сэр, пойдемте.
Кухня была просторной, и ничего примечательного в ней не было: две угольных печи с плитами для готовки, центральный камин и модная газовая плита, которой не пользовались уже очень давно, судя по налету жира и пыли. Разделочный стол, по стенам гарнитур с полками и горки для посуды. В левом углу прямо из стены выпирала кирпичная беленая колонна, в нее были вбиты гвозди, на которых висели ковшики и сковородки разной степени древности.
– Это столб? – спросил я Бобби, который освещал кухню, держа в руке керосиновую лампу «летучая мышь».
– Это старый камин, – пояснил мальчишка, – его заложили кирпичом еще давно.
– А отсюда из кухни есть какой-нибудь люк или лестница в подвал? – Я продолжал блуждать взглядом вокруг.
– Нет, сэр, – ответил мальчик, – спуск в подвал под центральной лестницей в гостиной.
– Ясно, – пробормотал я, чтоб хоть что-то ответить, так как мне было пока ничего не ясно, – пойдем поболтаем с твоим отцом.
– Нет, сэр, простите… – мальчик замялся, – он себя плохо чувствует… он…
– Много выпил? – помог я.
– Да, сэр, – глухо произнес Бобби.
– А мы ему поможем! – сказал я самым оптимистическим тоном.
– Как это? – насторожился Бобби.
– Есть такой специальный напиток, который помогает выпившим лишнего. У вас дома есть нашатырный спирт?
– Да, – как-то растерянно произнес парнишка.
– Так вот, слушай внимательно, – и тот весь превратился в слух, – мне понадобится стакан с водой и пузырек нашатыря. Сможешь достать?
– Конечно, сэр! – встрепенулся он. – А он протрезвеет?
– Обещаю! – весело ответил я. – Еще как!
В домике садовника царил полумрак. Рядом стоял Бобби с неизменной «летучей мышью», да и на грязном, заставленном бутылками и немытой посудой столе горела еще одна лампа.
В углу я заметил помойное ведро.
По стенам висели засаленные гобелены, по всей вероятности, немалой цены, а у одной даже стояла этажерка с книгами, из чего я заключил, что семья Гредли не всегда была в таком запустении, как сейчас.
На старом комоде стоял фотографический портрет красивой женщины, схожей чертами с Бобби.
А на кресле, откинувшись на спинку, спал довольно крупного телосложения мужчина, запрокинув острый кадык к потолку. Он судорожно всхрапывал время от времени.
– Как зовут твоего отца? – спросил я.
– Питер, сэр, – тихонько сказал он, словно боясь разбудить пьяного.
Я, вынув притертую пробку из пузырька с нашатырем, взял со стола стакан воды и капнул десять капель раствора, после чего размешал содержимое указательным пальцем, затем подумал и капнул еще три капли.
– Бобби, ты меня извини, – просительным тоном сказал я, – но не мог бы ты постоять за дверью, чтобы я привел твоего папу в чувство, а ровно через десять минут заходи. Вот – следи за временем.
Я снял с запястья свой позолоченный хронометр и выдал его мальчишке.
Бобби вышел за дверь, углубившись в созерцание новой для него «штуки».
– Питер! – рявкнул я так, что зазвенела посуда, – я принес тебе виски! Вставай!
Для верности я потряс его за плечо.
– Что? Кто? Майки – ты? – Питер приподнял голову и попытался удобнее сесть, судорожно уперев руки в подлокотники кресла.
– Пей это! – сказал я тоном, не допускающим возражений.
Тот, еще не придя в себя после алкогольного сна, схватил стакан и опрокинул его в горло за два глотка, правда, под конец закашлялся.
– Какого Хиуса? – прохрипел он. – Что это?
– Волшебный эликсир, – кивнул я, забирая стакан.
У него начались спазмы, и я пододвинул к нему помойное ведро, а сам налил еще воды из крана обнаруженной тут же раковины.
Питера вырвало, а я замешал новый раствор.
– Пей, – сказал я ему прежним приказным тоном.
– Иди к Змею! Я не буд…
Я, резко поставив стакан на стол, врезал ему под дых, не сильно врезал.
Тот вновь захрипел, ловя грязным ртом воздух, но стакан из моих рук взял и, как только отдышался, начал судорожно пить, проливая на лицо.
– Ты не Майки, – наконец просипел он. – Ты коп?
– Да, я коп, – соврал я, – и я хочу, чтоб ты выслушал меня очень внимательно, так внимательно, как слушал бы приговор судьи, которого ты пока можешь избежать! Кивни, если понял!
Тот кивнул.
– То, что у тебя умерла жена, не означает, что ты можешь обгадить собственную жалкую жизнь, а уж тем более ты не имеешь никакого права портить жизнь своего сына! Он не виноват в твоих слабостях! Понял? Он хороший парнишка, и из него еще может получиться отличный человек, если ты на него не наблюешь так же, как в это помойное ведро! Это понятно?!
– Откуда ты знаешь про Анну? – Он смотрел на меня, вытаращив глаза.
– Я – сиблинг, и я многое знаю! – резко ответил я. – Завязывай бухать, у тебя ребенок растет! А ты работу можешь потерять, придурок! И сын твой вольется плавно в уличную преступность, которой у нас богато! И его грохнут где-нибудь в доках или в Уркарде! А ты сдохнешь от белой горячки на помойке!
Теперь он смотрел на меня уже с неким священным ужасом, видать, после слова «сиблинг».
– А теперь ответь на пару вопросов, и я от тебя отстану, – продолжал я. – Что тут у вас творится? Почему по дому ночами кто-то шастает? Ты видел что-то?
Он некоторое время помолчал, потом глухо проговорил:
– Я тебя понял, сиблинг. Только не бей больше…
– Пока не буду, – стиснув зубы, ответил я.
– А по ночам… да, кто-то шарится, я видел… так этот дом, он как сыр…
– Что значит как сыр? – переспросил я.
– Ну, сыр, – покачал он головой, словно удивляясь моей непонятливости, – в котором мыши завелись…
