— Это конюшни Рована, а за стеной — Убежище. Туда вы сходите завтра, сейчас некогда. Прошу, не отставайте!
Дети поспешили за ней. Мисс Аволово уже ждала на тропе, которая вилась от леса до Дома Рована. Макс вышел на яркий свет и увидел Дом, подстриженные лужайки и сад. Группа прошла по опушке и остановилась на каменистом обрыве над океаном.
— Ух ты! — сказал Коннор, обогнав Макса.
Макс выглянул из — за его плеча и увидел огромный трехмачтовик, с легким скрипом качающийся на волнах. Корабль был больше ста футов в длину и выглядел очень старым. С причалом его соединяла тяжелая цепь. От места, где остановились новички, к узкому галечному пляжу вела грубая каменная лестница. Из — за ветра Макс еле расслышал голос мисс Аволово.
— Ребята, это «Ястреб»! Сегодня вечером вы узнаете о нем больше.
Она помахала высокому мужчине, собиравшему на пляже куски плавника, и повела группу к двум внушительного вида зданиям из серого камня. Их окна выходили на юг, как раз на траву между Домом и пляжем. Солнце уже садилось за западную кромку леса, тени стали длинными.
Максу два новых здания не понравились: очень уж высокие, с глухими черными окнами. Зато на дальнем были большие часы с башенкой и медным флюгером. Часы начали отбивать шесть, и дети вздрогнули от неожиданности. Мисс Аволово подождала, пока колокол затихнет.
— Это Мэгги и Старина Том, наши основные учебные корпуса. Почти все ваши занятия будут проходить здесь. Старина Том еще и отбивает наше время. Его колокол всегда подскажет, где вам следует быть. Сейчас он говорит, что нас ждут в обеденном зале. После стольких событий вы все наверняка проголодались. Пожалуйста, за мной!
По пути в Дом Макс, Дэвид и Коннор болтали.
— Я никогда не был в Америке. И вообще впервые выехал из Дублина, — признался Коннор, широко шагая и засунув руки глубоко в карманы. — У ваших родителей, наверное, роскошные особняки?
Дэвид Менло рассмеялся.
— Ага. На колесах. Мы с мамой живем в трейлере.
Коннор пожал плечами и повернулся к Максу.
— А ты? Ты живешь в особняке?
— Нет. Мы с папой живем в обычном доме… Мы не богатые, — добавил он, оправдываясь.
— Компьютер есть? — спросил Коннор.
— Ага.
— Машина?
— У папы есть.
— На работу ходишь?
Макс растерянно посмотрел на него:
— Нет.
— Поздравляю, Макс, ты богатый!
Коннор побежал за девчонками. Те вскоре захихикали. Покрасневший Макс повернулся к Дэвиду.
— Чего это он?
Дэвид пожал плечами.
— Не знаю… Просто так. Коннор чудной. Хотел со мной поспорить, что добьется от Лючии поцелуя еще до начала занятий.
— Вот уж фигушки, — пробормотал Макс.
Коннор шел рядом с Лючией и ожесточенно размахивал руками. На лице девочки была написана скука.
Когда Макс и Дэвид неспешно поравнялись с фонтаном, мисс Аволово уже стояла в дверях. Она постучала по часам.
— Эй, не отставайте! Мамуля с Бобом приготовили прекрасный ужин, и все уже проголодались. Если не поспешим, Джесси съест золотое яблоко!
Она рассмеялась и подвела их к остальным, которые уже столпились в большом, увешанном портретами помещении, соединенном с вестибюлем. Оттуда они долго спускались по витой каменной лестнице, пока не попали в просторный обеденный зал. Со сводчатого потолка свисали массивные люстры, повсюду стояли деревянные столы со скамьями. В дальнем конце зала болтались на шарнирах створки, впуская жар, пар и шум.
— А теперь, ребята, — мисс Аволово подвела их к дверям, — я должна сказать вам, что Мамуля и Боб — необычные повара…
Макс с Дэвидом переглянулись.
— При первой встрече вы можете испугаться, но со временем обязательно их полюбите.
Когда они подошли еще ближе, Макс услышал из — за створок взволнованный женский шепот.
— Тихо, Боб! Поставь горшок! Ш — ш — ш! Кажется, пришли! О — о — о! У меня уже слюнки текут!
— Сама тихо, Мамуля! — пророкотал бас с неизвестным Максу акцентом. — Я их тоже слышу. А ты не забывай, как себя вести.
Раздался отвратительный, душераздирающий смешок. Толстый мальчик, стоявший ближе всех, заскулил и попятился. Мисс Аволово вышла вперед.
— Мамуля? Боб? Это Ндиди. Может, познакомитесь с нашими новичками?
Толстый мальчик отбежал еще на несколько шагов. За дверью опять хихикнули.
— О, наконец — то! Мои лапочки!
Дверь распахнулась и сшибла с ног мисс Аволово. Дети закричали: им навстречу с пыхтением выбежала тетка, серая, приземистая и толстая, как печка — буржуйка, и крепко стиснула в объятиях Джесси. Ноги мальчика подогнулись, и он потерял сознание. Тетка повернула лоснящееся лицо к новичкам, обнажив в мерзкой ухмылке ровнехонькие крокодильи зубы.
— Ах, Ндиди! Ты превзошла саму себя. Какая прелесть! Какие славные, какие пухленькие!
Серолицая тетка прижала Джесси к боку, а свободной рукой ущипнула за руку Синтию, словно проверяя на спелость помидор. Рыжая англичанка уткнулась в плечо Лючии, а та яростно зашлепала тетку по руке. Макс в ужасе вытаращил глаза. Вдруг раздался новый голос.
— Мамуля! Сейчас же отпусти бедного мальчика и перестань щипать юную леди!
Мамуля немедленно спрятала руки за спину (попутно уронив на пол Джесси) и переступила с ноги на ногу.
— Я только встречала деток, госпожа Рихтер! — пролепетала она.
Макс попытался рассмотреть обладательницу строгого голоса, но обзор загораживали несколько одноклассников повыше. Госпожа Рихтер явно пользовалась авторитетом и привыкла отдавать приказы. И тут Макс вспомнил: это ведь она подписывала письма из Академии!
Ученики расступились; госпожа Рихтер подошла к Мамуле.
— Мамуля, это не встреча. Это нападение. Совершенно неприемлемое для перевоспитанной людоедши. Так нельзя. Немедленно извинись перед детьми и Ндиди.
Людоедша смущенно уставилась в пол.
— Я просто разволновалась, госпожа Рихтер! На самом деле я бы их не скушала.
— Очень надеюсь. Ты обещала, что подобные инциденты не повторятся, я поверила тебе на слово. Про извинения повторяю в последний раз.
— Ой! Извините, извините, извините! — взвыла Мамуля и убежала на кухню мимо мисс Аволово, которая как раз медленно вставала. Створки неистово закачались. Из кухни громыхнул уже знакомый бас:
— А я просил ее вести себя хорошо!
Госпожа Рихтер медленно приблизилась, и Макс смог ясно ее рассмотреть: высокая, красивая и строгая. Чем — то она напоминала первых поселенцев со старой музейной фотографии — такое же жесткое лицо человека, привычного к тяжелому труду. Волосы были серебристо — серыми, как и наброшенный на руку пиджак от костюма. Она вздохнула и улыбнулась ученикам. Потом заговорила заметно мягче:
