Я очень благодарен родным, друзьям и ученикам, которые вдохновляли меня на творчество и подбадривали в трудные времена. Особенно хочу упомянуть тех, кто комментировал рукопись и иллюстрации, а именно Джона Неффа, Викторию Нефф, Мэтта Марковича, Криса Касгара, Джеки Данкан, Джоша Ричардса и Джеральда Циммермана. За мудрость и юмор выражаю огромную признательность редакторам, Нику Элиопулосу и Тиму Томасу, а также агентам Трейси и Джошу Адамсу. За отличное чувство стиля я бы хотел поблагодарить оформителя Джоанну Йейтс Рассел, а за прекрасную обложку — Кори Годби.
О Кухулине и его подвигах сложено немало замечательных историй, но я особенно в долгу перед Томасом Кинселлы, чей перевод «Похищения быка из Куальнге» захватил меня и лег в основу моего рассказа.
И, наконец, не могу не поблагодарить свою мать, Терри Нефф Циммерман. Без ее постоянной поддержки и ценнейших замечаний Макс вряд ли когда — нибудь вышел бы из моей головы на страницы книги.
~ 1 ~
Мальчик, поезд и гобелен
Макс Макдэниелс прижался лбом к окну и смотрел, как по желтоватому небу бегут грозовые тучи. Вскоре по вагонному стеклу забарабанили капли дождя; небо за водяными струйками потемнело, как позавчерашний синяк. Макс подышал на стекло и увидел собственное мутное отражение. Отражение уставилось на него: темноглазый мальчик с копной черных волнистых волос и резко очерченными, как у матери, скулами.
Рядом что — то пробасил отец. Макс повернулся к нему.
— Какая лучше? — повторил отец и торжествующе улыбнулся. В толстых пальцах он сжимал две глянцевые рекламки.
Макс остановил взгляд на очень довольной и элегантно одетой женщине у кухонной раковины.
— Только не эта, — заявил Макс. — Слишком тупо.
Пухлое лицо мистера Макдэниелса погрустнело. (Отец Макса был голубоглазый толстяк, грузный как медведь.)
— Не тупо! — возмутился он, пригладил редеющую каштановую челку и всмотрелся в снимок. — Что тут тупого?
— Посуду не моют с таким счастливым лицом. — Макс кивнул на женщину, восторженно погрузившую руки в пену по самые локти. — И в таком красивом платье…
— Так ведь в том — то все дело! — прервал его отец и замахал листком. — «Амброзия» — первое моющее средство ультра — премиум — класса! Оно ласкает кожу, как пена для ванны, но справляется с любыми…
Макс покраснел.
— Папа…
Мистер Макдэниелс заметил любопытные взгляды других пассажиров и замолчал. Шмыгнув носом, он засунул снимки в карман плаща. Поезд притормозил: въехали в пригород.
— Все не так плохо, — утешил Макс отца. — Может, пусть она просто меньше скалится.
Мистер Макдэниелс хихикнул и подвинулся ближе к сыну, чтобы обнять его. Макс отпихнул отца локтем.
В поезд зашла целая толпа пассажиров: они складывали зонтики, стряхивали воду с волос… Вагон качнуло раскатом грома, и поезд тронулся.
Вдруг стало совсем темно. Кто — то взвизгнул, кто — то засмеялся. Макс вцепился в руку отца. Желтые лампы на потолке замигали и ожили. Тем временем дождь превратился в настоящий ливень.
На фоне неба уже маячил Чикаго — громада из стали и кирпича. Макс улыбнулся — и вдруг увидел… его.
Он сидел через проход на одно место дальше, бледный и грязный. Короткие черные волосы еще не высохли после дождя. Ссутулившись и устало моргая, он глядел в окно и что — то беззвучно шептал.
Макс отвел взгляд, но потом решил посмотреть снова. И замер.
Незнакомец смотрел прямо на него!
В Макса вперились два разных глаза: один — зеленый, другой — белый, влажный и блестящий, будто облупленное яйцо. Белый показался мальчику слепым, мертвым, как бывает в кошмарах. И все — таки Макс был уверен: глаз не мертвый. Он его оценивает, рассматривает — как мать, бывало, рассматривала бокал с вином или старую фотографию. Незнакомец подался вперед.
Поезд въехал в туннель, и в вагоне снова стало темно. Мальчик испуганно уткнулся лицом в отцовский плащ. От неожиданности мистер Макдэниелс крякнул и выронил на пол несколько буклетов. Поезд медленно остановился, и Макс услышал отцовский голос:
— Эй, парень, просыпайся! Приехали.
Макс поднял голову. В вагоне уже было светло, пассажиры пробирались к выходам. Макс перебегал взглядом с одного на другого, но странного незнакомца так и не увидел. Все еще удивляясь, мальчик схватил свой зонтик и альбом для рисования и поспешил за отцом.
На платформах под монотонный голос из громкоговорителей толпились пассажиры; туда — сюда сновали мамаши с детьми и огромными сумками. Мистер Макдэниелс повел Макса к эскалатору. Дождь уже кончился, хотя небо не прояснилось; ветер гнал по улице обрывки газет. Мистер Макдэниелс подошел к цепочке желтых такси открыл дверь первого и подождал, пока Макс проберется на дальний край кожаного сиденья.
— Художественный институт, пожалуйста, — обратился к таксисту отец.
Макс вытянул шею, пытаясь разглядеть вершины небоскребов. Такси поехало на восток, по направлению к озеру.
— Папа, ты видел того человека в поезде?
— Какого?
— Он сидел через проход позади нас. — Макс вздрогнул.
— Кажется, нет, — сказал отец, смахивая с плаща пушинку. — А чем он тебя заинтересовал?
— Не знаю. Он был какой — то страшный и на меня пялился. Будто хотел что — то сказать или подойти. А потом мы въехали в туннель.
— Ну, если он смотрел на тебя, то наверняка потому, что ты смотрел на него, — ответил мистер Макдэниелс. — И вообще, в городе чудаков хватает.
— Знаю, но…
— С другой стороны, нельзя судить о книге по обложке.
— Я знаю, но…
— Вот, например, работает со мной один парень. Совсем молодой, молоко на губах не обсохло. В первый день сталкиваюсь с ним у кофейного автомата: глаза накрашенные, в носу гарпун, в наушниках что — то гремит…
Одним ухом слушая давно знакомую историю, Макс смотрел в окно.
Наконец — то: два гордых бронзовых льва у входа в музей.
— Папа, мы приехали!
— Точно, точно… Да, пока не забыл… — Мистер Макдэниелс грустно улыбнулся сыну. — Спасибо, что поехал со мной. Я очень тебе благодарен. И мама тоже.
Макс кивнул и сжал отцовскую руку. В день рождения Брин Макдэниелс они всегда ходили в ее любимый музей. Хотя два года назад мать пропала, Макс с отцом поддерживали традицию.
Зайдя внутрь, они сразу подошли к девушке с именем на значке, и отец Макса зачитал с бумажки любимых художников Брин Макдэниелс: Пикассо, Матисс, Ван Гог… На последнем имени он запнулся.
