в упругий горячий клубок, а потом начала испускать свет прямо сквозь мою кожу.
— Давай, — не вполне довольным тоном произнесла Сян. — Порвем ему жопу.
Ну а что нам ещё оставалось? Оставалось поймать, да порвать — да. Легко. Начать да закончить. Уж одного из вас я точно закопаю.
Тао первым нанес удар.
Он выбросил раскрученную спираль кнута вперед, как жало, и кончик кнута с ясным звоном столкнулся у меня над головой с подставленным дном сковородки бабули Хо. Я сжался в кресле-каталке, а надо мной саданул высоковольтный разряд. В воздухе запахло свежестью. В смысле — жаренным! Этот деятель превратил поток ци в разряд молнии. Охренеть!
Ударом молнии бабулю оттащило шагов на пять назад, но старушка даже позу не поменяла, хотя у нее тапки задымились от трения и ушли в утоптанный грунт на сантиметр.
Циановые братки с ревом бросились вперед.
Сян с диким воплем бросилась назад! И утащила меня с собой, дважды чиркнув жестами пальцев по коленям двоим браткам, от чего коленки у тех подкосило, и они попадали наземь, а на них попадали и те, что неслись следом за моей коляской.
Бычара Лангхо, рыча бешеным быком, сиганул через эту кучу-малу, в полете срывая с себя куски пиджака, и приземлился прямо на мой выброшенный вперед сияющий кулак. Я не понял, что там произошло, но в могучей вспышке бычий череп сошелся с костяшками кулака и череп не устоял. Лангхо по красивой дуге унесся обратно в темное небо, а оттуда грохнулся прямо на крышу их лимузина, сваляв ту всмятку.
— Бам! Бам! — бабуля двумя ударами сковородки отправила во тьму одного братка справа и одного слева. Атака захлебнулась. На ногах остался только Тао.
Тао, оскалившись, раскрутил искрящий кнут над головой и проорал:
— Колясочник! Ты следующий!
Вот же зараза.
— Я не понял, у вас у всех моя коляска немедленную агрессию вызывает, что ли? — возмутился я, пытаясь собрать всё тепло моего тела в кулаке, но не больно у меня что-то получалось.
— Нет, просто ты меня бесишь, — захохотал Тао. — А теперь попробуй мой электрический стул, сучка!
И захохотал, как полный псих, и хлестанул меня кнутом прямо в грудь.
О, да, детка. Это был именно тот самый электрический стул на всю тыщу мегаватт. Даже на колесиках. От хватанувшего меня спазма едва глаза не вылетели, а сдавленные зубы чуть в десна не ушли целиком! Силой тока, пробившей меня до задницы, можно было ротор подводной лодки раскрутить.
— Миллион лет страданий, — орал в восторге псих Тао.
И так в общем-то это и было…
Я погрузился в клокочущий алый туман. А потом всё слилось в одну ослепительную алую точку в полной темноте, и погасло ведь сердце мое, остановилось.
И в этой полной темноте я увидел как передо мной загораются один за одним алые глаза с вертикальным зрачком:
— Пока я с тобой, ты не подохнешь, падаль. Давай, дергайся, шевелись! Стучи сердечком! Шевели лапками! Глотай воздух! Ты сдохнешь, только когда я разрешу! Давай.
Удар изнутри запустил мое сердце снова.
И я очнулся, второй раз за неполные сутки. В пламенеющем небе мерцали крупные звезды. Их же не должно быть видно… Как так…
Сян потом сказала мне, что получив высоковольтным кнутом в тело я сначала бился от разряда, потом замер так, что Сян решила, что — вот и все. А потом сквозь одежду засветом сотни алых огней у меня на теле, там где шрамы усеяли мою кожу, сотни алых лучей ударили во тьму, я закричал нечеловеческим голосом, поймал кнут голыми руками и, намотав его на руку, потащил упирающегося Тао к себе вплотную, раскрыл рот и пальнул ему в лицо струей алого огня, как Годзилла.
Наверное, не будь Тао ци-практиком, тут его башка дурная и отлетела бы напрочь, а так — только волосы испарились, да кожа с лица сползла до зубов.
Тао укатился туда, откуда пришел, а кнут его остался у меня в кулаке.
А я сам о том моменте ничего такого не запомнил, кроме непонятных алых глаз во тьме и невнятного нечеловеческого бормотания.
Бред. Загрузка режима годзиллы какая-то…
В общем, высокие договаривающиеся стороны обменялись любезностями в рамках протокола. И кто знает, куда бы обмен любезностями мог нас завести, но тут нас грубо и разогнали. Явилась вызванная бабулей Хо подмога с Центрального рынка.
— Так! Эй, горячая шпана, а ну тихо! Стоять! А ну, разошлись! Вы направо, а вы налево!
Это был здоровый мужик, пришедший из темноты, в соломенной конической шляпе, шелковом халате треснувшем на плечах, шире лимузина, седой, но бодрый, и глаза добрые, и кулаки размером с мою голову. Когда говорят что добро должно быть с кулаками, имеют в виду вот таких монстров как раз. У такого добра не забалуешь.
Он поймал братка, который то ли не услышал, то ли проигнорировал его предупреждение, а зря. Дядька его поймал за шкирку и небрежно бросил в темноту, как нашкодившего котенка. Там, куда браток улетел, долго ещё грохотало и обваливалось, а сам братуха так назад и не вышел, что характерно.
Дядька кивнул бабуле как старой знакомой:
— Бабуля Хо. Очарован, как всегда.
— Ох, вы мне льстите, надзиратель Ди! — да наша бабуля реально засмущалась!
А ещё услышав это имя, оставшаяся на ногах братва забеспокоилась, заозиралась! Наслышаны, видать.
Надзиратель Ди бросил в их сторону угрюмый взгляд и пророкотал:
— Не вынуждайте меня применить силу, детки.
Ага, а до того это что было? Предварительные ласки?
— Ты! — заорал мне Тао показавшись из-за спин братков. — Верни мой кнут!
В этот момент меня ещё трясло и хотелось помереть не вставая из коляски.
— Вот этот, что ли? — хрипло переспросил я поболтав концом кнута в воздухе.
— Этот! — выкрикнул Тао.
— А вот хрен тебе, — с полным удовлетворением ответил я ему.
Тао с визгом втянул в себя холодный ночной воздух и…
— Всем стоять, я сказал.
И все встали. И Тао тоже. Ди не орал. Но всех просто парализовало. Когда говорил надзиратель, всё вокруг настороженно замирало, мало ли, вдруг у добра с кулаками именно к тебе появились вопросы…
— Не гневите меня, детишки, — с недобрым спокойствием произнес надзиратель Ди, медленно поднимая руку и сжимая чудовищных габаритов кулак.
Огромный роскошный шаодань пылал в его кулаке, озаряя ярким светом всю
