Курьерская служба — 5. Финал Секатора
Часть I
Драконы, замки и кабан
Глава 1
Дождь на улице продолжал идти, правда, стал чуть пореже, кое-где в облаках проглядывало солнце.
— Я вызову такси, — предложил я, достав телефон.
Стоит ли говорить, что именно в этот момент Алла позвонила ещё раз, и я ещё раз сбросил.
Нинель Кирилловна кивнула, похоже, посчитав это техническим поражением. Достала зонтик и спряталась под ним.
— Да, разумеется, вам следует посадить меня на такси, а сами — отправитесь к месту несения вашей курьерской службы. Видели, кстати, Эльдар Матвеевич, в «Таксомоторе» добавили возможность указания второго адреса? Вас высадят по дороге.
— Так. Я тут подумал — отставить такси, — сказал я и убрал телефон. — Пойдём пешком. Как я понимаю, здесь недалеко.
— Достаточно близко, — она тряхнула чёлкой.
Меня снова пригласили под зонтик. Спрашивать разрешения я не стал, и обхватил рукоятку зонта поверх её ладони. Казалось, под кожей щиплет от электрических токов — возможно, таков был эффект близкого соприкосновения двух весьма мощных сенсов, коими вы являлись. За месяцы пребывания в этом мире я так и не изучил до конца особенности «нулевого навыка».
Мы направились обратным маршрутом к площади, на север, а я думал: интересно, что она замышляет? Зачем понадобилось идти пешком. Это какая-то игра? Сознательное желание максимально раззадорить друг друга перед неизбежным?
— Вы торопитесь? — спросила она.
Я слегка замедлил шаг.
— Тороплюсь ли я? Нинель Кирилловна, я полон выдержки.
— Хорошо. Просто можно подумать, что вы так торопитесь, потому что вам взбрело в голову, что я позову вас к себе в гости. Это невозможно. Там вход по карточкам, и на территорию, и в сам кампус… Вы же понимаете, Эльдар Матвеевич, что это невозможно?
Я кивнул.
— Разумеется, я понимаю. Это абсолютно невозможно. Не существует никаких тайных путей и обходных маршрутов, все вахтёрши неподкупны, а…
— Что такое «вахтёрша»? Какое-то немного вульгарное слово, мне кажется.
— Хорошо. Консьержи, швейцары, сторожи…
— Кустоды, — подсказала она.
— Боже, Нинель Кирилловна, вы так очаровательно начитаны!
— Вы мне льстите.
— Так вот, — продолжил я, — все вот эти замечательные дамы в летах, хранящие вечерний покой абитуриенток — неподкупны, не подвластны телепатическому гипнозу — коим вы уже весьма владеете, кстати. А все девушки из вашего института, разумеется, ни разу не водили к себе в кампусы никакого рода юношей. И не делились с вами разного секретами.
Нинель Кирилловна, похоже, приняла игру, но некоторое время шла, обдумывая варианты ответа.
— Нет, ну, конечно, это всё никоим образом невозможно. К тому же, там везде камеры.
— Артефакт-матрицированные?
— Я не разглядывала. А что, вы развили навык их взлома?
— Конкретно камеры я не взламывал, но однажды починил самолёт в прямо в полёте, захваченный террористом-артефактором.
Не люблю хвалиться, но пришлось очень кстати.
— Нет, что это я такое спрашиваю, — кивнула она. — Как можно взламывать собственность института! Да ещё и для проникновения на территорию.
— Это страшное, страшное правонарушение, плохо так делать, нехорошо, — подтвердил я. — На каком этаже, кстати, вы располагаетесь?
— На втором.
— О, ну, сравнительно невысоко. Я думал — куда выше!
— Здание трёхэтажное…
— Я так предполагаю, что это трёхэтажное здание со внутренним двориком, ведь так? Длинное, с множеством подъездов?
— Да, именно так, «реккехаус», как говорят норманны. Огороженный внутренний двор, с садом для чтений, спортивной площадкою… Мои окна выходят во двор, достаточно мило и уютно. Но, всё равно — в случае, если потребуется срочная эвакуация, например, при пожаре — мне будет очень страшно.
— Почему же, любезная Нинель Кирилловна? — спросил я, искусно изобразив недоумение.
— Ну, конечно же, потому что ближайшая пожарная лестница находится через окошко от меня, следовательно, мне придётся шагать до неё по узкому карнизу шириной в пару ладоней. Да и как по этой лестнице спускаться — я не очень представляю, ведь она начинается на высоте куда выше моего роста.
— Да, — согласился я. — Крайне неудобная конструкция. Не удивительно, что в вашем кампусе напрочь отсутствуют незваные гости, различные полюбовники студенток. Я даже вспомнил цитату из одного малоизвестного фильма, кажется, называется «Ирония судьбы». Один из персонажей сетует на то, что в обществе пропал дух авантюризма, что мы перестали лазить в окна к любимым женщинам, перестали делать большие хорошие глупости. А как можно становиться этим самым…
— В-окно-залазательным любовником? — подсказала Нинель Кирилловна?
— Им самым. Как можно им становиться, когда на пути такие непреодолимые сложности? Вероятно, и этот ваш внутренний дворик, этот сад для чтений совершенно невозможно покинуть после оставления здания, ведь так?
— Нет, почему же, можно открыть калитку всё тем же пропуском… Правда, разумеется, нужно, чтобы он был у кого-то изнутри… Ну, то есть, чтобы его кто-то прихватил при пожаре. В противном случае — уподобляться мартышке и вульгарно перелезать через ограду, а там вот такого размера шипы! И высоко.
Она весьма неуклюже показала ладошкой размер шипов на ограде.
— Да, это прямо-таки непреодолимая преграда. Страшно представить, что будет, ежели действительно приключится пожар. Вероятно, и идти до этой самой калитки вам весьма приличное расстояние… Какое ваше окно от края здания?
— О… надо посчитать… У меня четвёртый подъезд, если брать слева направо, со стороны улицы… со стороны двора — второй. В подъезде по двадцать одной комнате, по семь на этаже, со стороны двора — четыре окна… Получается, что девятое. Да, девятое окно. Кстати, про калитку…
Она снова ненадолго задумалась, по-видимому, принимая решение — говорить или нет.
— Что же про калитку, любезная Нинель Кирилловна?
— Ещë я вспомнила, что в районе первого подъезда сейчас проводятся ремонтные работы на теплотрассе, и часть забора отсутствует, так что в случае пожара можно пробраться там. Но только в случае пожаров и прочих происшествий!
Мы ненадолго прервались, чтобы пересечь тот самый злосчастный переход у площади, где мы начали свидание. Следов аварии уже не было видно — видимо, и мотоцикл оказался на ходу, и никто не пострадал. Даже тот чудесный бомж, спасший мою возлюбленную, подобрал картонку с остановки и ушёл куда-то в другое место.
Или его увели. Или он растворился в потоках дождя, как полагается любому добропорядочному ангелу.
— Страшно, — вырвалось у меня.
— Что именно? Вы всё об этом эпизоде?
— Ага.
— Ну, подумаешь! Умерла бы я и умерла, что с того? Никому бы дела не было. Вот вы что бы делали, если бы я умерла?
— Ну… сперва, наверное, крепко напился бы с моим камердинером. Кого-нибудь поколотил бы, загремел бы в каталажку. Потом бы перестал смотреть на девушек. Лет так до двадцати восьми — тридцати. А после два варианта, в зависимости от того, каким образом сие травмирующее воспоминание будет закреплено. Либо мне захочется полной противоположности вам, и я буду искать высоких худых…
— Африканок?
Вопрос был с подвохом — женская память на подобные случаи очень хороша, и наверняка она запомнила лицо — и расовую принадлежность — Самиры из новостей.
— Хм. Предположим, азиаток. Или индустанок. Или и тех, и других одновременно, оптом. Худых, с низким прокуренным голосом… С нулевым процентом сечения. Ни в коем случае не дворянского сословия, возможно, даже не русско-подданную. И чтобы никаких, никаких, мать его, очков!
— Не выражайтесь при даме! Ну почему, можно и очки?
— Можно, — я кивнул. — Но только в случае иного рода акцентуации, когда я буду бесконечно искать в нитях своей судьбы похожую на вас. В очках, с милой улыбкой, ямочками на щеках, сладкими ушками, и…
— И не нашли бы ни за что. Потому что я у мамы одна такая была! Но нет, всё, я погибла под колёсами того мотоцикла.
Тут я встал, как вкопанный, несколько неаккуратно дёрнув Нинель Кирилловну за руку.
Из глубины веков, из глубины астральной памяти, хранящей все более-менее значимые факты о прошлых жизнях, пришло тревожное чувство. Чувство «дежа вю». Что что-то такое уже примерно было. Что примерно в такой же момент жизнь делилась на «до» и «после», а мир делился на тот, в котором неисправимое событие произошло, и тот, в котором всё обошлось.
Нет, подумалось мне.
